– Простите, премьер-министр. Какая досада! Простите меня. Я просто хотел перехватить вас, пока вы не вышли из зала…

– Помилуй Бог, Монтегю! – как обычно, рассмеялся при виде него премьер-министр. – С чего вдруг такая срочность?

Когда-то этот неуклюжий, преданный, забавный до жалости человек был его личным парламентским секретарем, а с годами стал частью его окружения. То обстоятельство, что Монтегю – еврей! – дважды сватался к Венеции, только добавляло ему комичной нелепости. За глаза Монтегю называли Ассирийцем.

– Лорд Ротшильд хочет срочно встретиться с вами.

– По какому поводу?

– Думаю, он сам должен вам все рассказать.

В этом году премьер-министр повысил Монтегю по службе, назначив финансовым секретарем Казначейства.

– Хорошо, пусть так… раз уж вы считаете это настолько важным. Где он?

– Он не желает, чтобы его видели, поэтому я осмелился проводить его прямо в ваш кабинет.

Озадаченный премьер-министр проследовал за Монтегю по коридору.

Крепкий старик с чрезмерно длинными седыми усами предпочел встретить премьер-министра, стоя посреди огромного помещения, положив превосходно вычищенный шелковый цилиндр на стол. Самого влиятельного банкира в Лондоне, сейчас поддерживающего юнионистов, едва ли можно было причислить к друзьям либерального правительства. Они обошлись без светских разговоров и даже без рукопожатия.

– Спасибо, что согласились встретиться со мной, премьер-министр. Я не задержу вас ни на минуту. То, что я сейчас скажу, останется строго между нами. Однако мне представляется, что это мой патриотический долг – предупредить вас о только что полученном распоряжении нашего парижского представительства продать огромное количество консолей, хранящихся во Французском государственном и сберегательном банках.

– Насколько огромное?

– Этого будет достаточно, чтобы обвалить рынок.

Премьер-министр отшатнулся. Консоли – это облигации, финансирующие государственный долг Британии на сумму в семьсот миллионов фунтов.

– Что ж, при нынешних исключительных обстоятельствах, принимая во внимание все происходящее, это определенно было бы… – Он замолчал, подыскивая наименее тревожащее определение. – Нецелесообразно. Спасибо, что предупредили меня. У вас есть шансы переубедить их?

– Я и так сумел задержать их на двадцать четыре часа, заявив, что это технически невозможно. Нет нужного числа покупателей. Но они уверены, что скоро начнется война, и им нужны на нее деньги, так что, боюсь, рано или поздно… Атмосфера в Париже… – Его голос затих. Обычно холодный и отстраненный, сейчас лорд Ротшильд был весь во власти сильных эмоций и только несколько мгновений спустя смог продолжить: – Никогда не думал, что доживу до такого, но я и в самом деле считаю, что это может привести к краху европейской цивилизации.

Уравновешенного премьер-министра покоробило от такого преувеличения.

– Полно вам, лорд Ротшильд, до краха еще далеко. Уверяю вас, мы делаем все возможное, чтобы не допустить этого.

– Никто не в силах не допустить этого! Никто, если рухнет мировая финансовая система! Торговля прекратится. По всей Европе начнутся революции. Предлагаю вам в порядке краткосрочной меры рассмотреть возможность закрытия бирж до начала завтрашних торгов.

Послышался стук в двери, и в кабинет вошел Бонги. Премьер-министр все еще изумленно смотрел на Ротшильда.

– Да, что там? – не оборачиваясь, спросил он.

– Австрия только что объявила войну Сербии.

Когда Ротшильд и Монтегю оставили его одного, премьер-министр прошел в большую уборную рядом с кабинетом, открыл кран и ополоснул лицо. Потом вытерся маленьким полотенцем и рассмотрел свое отражение в зеркале над раковиной.