Бальзак – госпоже де Берни, март (?) 1822 года

«Знайте же, сударыня, что вдали от вас живет человек, душа которого – какой чудесный дар! – преодолевает расстояния, мчится по невидимым небесным путям и постоянно устремляется к вам, чтобы, опьяняясь радостью, всегда быть рядом; человек этот с восторгом готов причаститься вашей жизни, ваших чувств, он то жалеет вас, то желает и при этом неизменно любит со всею пылкостью и свежестью чувства, которое расцветает лишь в молодости; вы для него больше, чем друг, больше, чем сестра, вы для него почти что мать, нет, вы больше, чем все они; вы для меня земное божество, к которому я обращаю все свои помыслы и деяния. В самом деле, я мечтаю о величии и славе только потому, что вижу в них ступеньку, которая приблизит меня к вам, и, задумывая что-нибудь важное, я всегда делаю это во имя ваше. Вы даже не подозреваете о том, что стали для меня поистине ангелом-хранителем. Словом, вообразите себе всю ту нежность, привязанность, ласку, восторженность, которые только может вместить человеческое сердце, они – я в это верю – переполняют мое сердце, когда я думаю о вас».

Все это было правдой: в юности человек почти всегда верит в то, что он пишет в любовных письмах. Госпожа де Берни посмеивалась над Оноре, над его вздохами, его романами, его манерой одеваться и держать себя. Он не отступал: «Что за удовольствие для женщины с возвышенной душою смеяться над несчастным?.. Чем дальше, тем яснее я вижу, что вы не любите меня, что вы меня никогда не полюбите… И упорство мое – сущее безумие. Но все-таки я упорствую». Она ответила ему, что всегда останется для него женщиной, окруженной своими детьми, что ей уже сорок пять лет и что она ему в матери годится. В самом деле, госпожа Бальзак была на год моложе «дамы с околицы».

«Великий боже! Да будь я женщиной сорока пяти лет, но сохрани я при этом привлекательность, я вел себя совсем не так, как вы… Я бы отдался во власть своего чувства и постарался вновь обрести наслаждения молодости, ее чистые иллюзии, ее наивные мечты, все ее очаровательные преимущества».

Он знает, что ему недостает изящества и отваги, присущих настоящему любовнику; однако он пишет: «Я похож на тех юных девиц, которые на вид угловаты, глупы, боязливы, кротки, но под внешним покровом таится пламя, и оно способно испепелить очаг, дом, все вокруг». Он сравнивает себя с Жан-Жаком Руссо в «Исповеди». Ведь и он, Бальзак, принадлежит к тому типу любовников, о котором мечтает женщина, похожая на госпожу де Варанс[51], готовая соединить в себе любовницу и мать. Недаром госпожу де Берни зовут Лора – так же, как зовут и мать, и любимую сестру Оноре. Но сестра занимает теперь место лишь в его воспоминаниях и в его душе. Вокруг новой Лоры водят «хоровод амуры, всегдашние спутники страстных надежд».

Между тем бедная Лоранс одиноко жила в Сен-Манде со своим запутавшимся в долгах Трудабуром; она была беременна и все лучше узнавала дорогу в ломбард, «где исчезли – и навсегда – ее бриллианты и чудесная кашемировая шаль». Монзэгль попросил тестя стать его поручителем – он пытался взять в долг пять тысяч франков. Бернар-Франсуа, полагая, что следует «пресечь мотовство» Монзэгля, «этой новой бочки Данаид», отказал наотрез. Лоранс мучительно страдала от подобных ссор, у нее чуть было не произошел выкидыш. Госпожа Бальзак чувствовала себя «как в аду», видя, что за дочерью нет никакого ухода: «Юная восемнадцатилетняя женщина и двадцатичетырехлетний акушер, которого никто не знает; достаточно взглянуть на него, и вы побоитесь доверить ему даже кошку». Наконец тревога миновала, и в апреле 1822 года госпожа Бальзак отбыла в Байе.