Я направился к огромному зданию, которое, точно белый лебедь, охватывало крыльями своих корпусов Журчащий парк. Дворец построили в этом веке. Здесь были квартиры у некоторых магистров и тех, кто предпочитал жить на территории школы, а не в городе.

Деревянные двери оказались распахнуты, отчего в похожем на бочку холле с высокими, узкими витражными окнами и двумя спиральными лестницами, уводящими вверх, носился сквозняк. Тут я встретил старого слугу в темно-зеленой ливрее. Заметив меня, он чопорно поклонился.

– Господин ван Нормайенн, с возвращением. Вам требуется ключ от комнат?

– Да, Ходерик. Будь любезен.

Сутулясь, он ушел и вернулся через несколько минут, положив мне на ладонь тяжелый стальной ключ черного цвета.

– Если вам что-то потребуется, дайте мне знать.

– Конечно.

– Эта душа с вами? – Ходерик был Видящим.

– Конечно же я с ним! – возмутился Проповедник.

Слуга и бровью не повел.

– Душам запрещено появляться без разрешения на тренировочных площадках стражей и в зале Совета.

– Да знаю я. Знаю. Не появлюсь, – буркнул старый пеликан и первым поспешил к лестнице, бормоча на ходу: – За идиота он меня, что ли, держит?

Я поднялся на пятый, верхний этаж, прошел высоким коридором, где в солнечном свете золотистыми искрами кружились пылинки. Моя дверь, с широкой поперечной царапиной, которую когда-то оставил Ганс после веселой гулянки, ничуть не изменилась за все то время, что меня не было.

Я прожил в этих комнатах почти пять лет, пока учился у Мириам. За стенкой поселили Кристину, но она довольно быстро перебралась поближе к наставнице. Так что два года в этой части корпуса я был один-одинешенек, пока сюда не определили Шуко и Рози. Их дверь располагалась напротив.

– Разор и запустение. – Проповедник проник сквозь стенку и теперь вертел плешивой головой с некоторой долей неодобрения. – Понимаю, что это твое уютное гнездо, но как насчет того, чтобы обосноваться на постоялом дворе?

– Что-то не хочется.

– Так я и думал.

Я оглядел свою берлогу, состоящую из трех просторных комнат. Слишком давно я здесь не был. На мебели лежал толстый слой пыли, а в спальне, в углу, возле потолка, растянулась паутина. Стол был завален книгами. Еще больше громоздилось вдоль стены. На полу кабинета валялись вьюки с одеждой, сундуки были забиты вещами так, что у некоторых не закрывались крышки. В углу, в корзине для тростей, стояли шпаги и рапиры. Часть из них покрыла ржавчина.

Все это барахло создавало ощущение настоящего хаоса.

– Не пора ли избавиться от хлама? – Проповедник заглянул в кабинет с таким видом, словно это был неубранный свинарник.

– Вещи не мои.

– Львенок не будет в обиде. Раз он съехал со своей прежней квартиры и воспользовался твоей добротой, значит, ему все можно? Сколько я с тобой таскаюсь, столько эта дрянь тут валяется.

– Мне они не мешают. Я бываю в Арденау даже реже, чем он.

– Старьевщик по вам плачет.

Дверца массивного дубового шкафа неслышно приоткрылась. Проповедник этого не заметил. Пугало между тем пнуло дверь ногой, та распахнулась, задела высоченную стопку книг, и они с грохотом обрушились вниз. Старый пеликан, не ожидавший ничего подобного, взвизгнул и подскочил.

– Чертов шутник! Я бы умер, если бы только мог!

Оно повеселилось, осмотрело мои хоромы, и взгляд его выражал жалость.

– Тоже предлагаешь мне переехать на постоялый двор? – хмыкнул я.

– Ты дождешься, что это сделаем мы, а тебя оставим среди шмотья Львенка, – пригрозил Проповедник.

– Будем считать, что я испугался. – Я отдернул ситцевые шторы и, повернув медную ручку, распахнул окно, впуская в комнаты свежий воздух. – Но я не против, если вы наведете порядок, коли вас что-то не устраивает.