Поспела к возрасту – хорошо, нет – на нет и суда нет! Во всём холода виновны, хворь в теле, и, вообще, слабы юные создания.

И ежели б не мои наблюдения, не знал бы о такой беспечности народа, о равнодушие, под стать нашему, и попустительстве, кое мы не приемлем.

Даже у нас, волколаков, законы просты: любой щенок, чужой ли, свой ли, имел право быть в стае. И только от силы его и желания зависело, приживётся среди других аль нет.

А у людей... своих же топили...

Славушка

– Подстилка разовая, – хохотали вслед мальчишки, когда от них удирала.

Подстилка? Нет, слово ведала, но почему «разовая» не сразу догадалась. И то, не своим умом дошла, о том рассказала одна из невест Зверя. Не дружбы ради, а чтобы сильнее унизить. Я и без того чуяла, что было в этом выражении что– то грязное и плохое, да и толпа, что его вечно горланила, смехом заходясь, в меня разве что не плевала при этом.

Я искренне не понимала, чем им насолила. Ладно, им, людям простым, кто нас растил, кормил, учил, так ведь и невесты другие почему– то любили обидеть тех из нас, кто послабее и не так красив. А я не была ни красивой, ни сильной. И друзей у меня не было...

Так ведь и другие невесты тоже не шибко дружили. Они, как и я, невестами Зверя числились! Их та же участь ожидала! Так чем же я им так насолила?

Никому зла не желала. Жила, покуда давали, да смиренно участи своей ждала. Хотя часто задавалась вопросом: «За что?» Ежели мне выпала доля стать невестой волколака, так в чём тут моя вина? Неужель доброго отношения не заслужила?

И вот, в очередной раз сбегая от Иржича и его своры, бросилась в лес через щель в частоколе, которую они часто использовали, дабы от взрослых убежать и в реке порезвиться. И плевать, что строго– настрого мне было наказано за пределы резервации не выходить, даже ежели все по грибы, ягоды ходили – мне и другим невестам в лес дорога была закрыта.

И я правда выполнять наказы старалась. Но больше не могла! Невмоготу стало, уж лучше в лесу кануть, нежели тут, среди своих, кто меня, как чужую, ненавидел и гнобил.

Бежала куда глаза глядят, запиналась, падала. Вскакивала, опять бежала. Казалось, подол платья за все ветки и кусты, как нарочно, цеплялся. А когда за сук на земле запнулась и ухнула в очередной раз, так дух из тела едва не выпорхнул.

Ухнула смачно, нога заболела жутко. Так и осталась лежать, слезами жгучими давясь. От обиды горькой, досады тягучей. Уткнулась лицом в руку и ревела, покуда слезы не закончились.

Шмыгнула носом, огляделась...

Ба! Уж вечерело. Вокруг лес тёмный, тишина зыбучая и неизвестность пугающая.

Страх накатил, но выискивать дорогу до дому в полутьме, пути не ведая... показалось верхом глупости. Глянула на дерево, может, на него взобраться да там и ночь скоротать. К тому же вдруг сверху удастся и увидать что...

Только поднялась, морщась боли в лодыжке, как волчий рык заставил замереть. Сердце чуть из груди не выскочило. Я обернулась медленно да обомлела пуще прежнего: из– за кустов дикой малины ко мне вышел огромный волк .

Волколак!

То поняла по масти серой, только немного темней, чем у других. И размером куда крупнее простого волка. Большой, крепкий. Не в поре матёрых особей, но уже близкий к тому!

Зверей в возрасте видала, хоть они у нас в резервации и нечастые гости, но год от года заглядывали, невест подрощенных забирали, молодых смотрели. Аль прибегали, когда от врагов надобно было отбиться. Такие огромные, мощные, злобные.

А этот... знакомым показался. Смутно знакомым. Но у страха глаза велики, вот и таращилась на волколака, забывая дышать.