– Прости, полотенце тоже только мое.

Мне стало неловко. Вытираться чужим полотенцем, это не просто негигиенично, а еще и очень интимно. Семеныч уже не скрывал своих настроений, чуть ли не руки потирал, с умилением глядя на нас. Хотелось сказать, что он ошибается. Но как отвечать на невысказанный вопрос?

Душевая и правда еще не очень была приспособлена для комфортного пребывания в ней. Но там имелось главное - кабинка с лейкой и большое зеркало. Пол завален какими-то пакетами, на крючках для полотенец - спортивные куртки и почему-то тряпки.

Дверца кабинки заедала, удалось закрыть ее с третьей попытки. Отмывшись и согревшись под теплыми струями, я нерешительно взялась за полотенце. От него пахло мужчиной, и почему-то от этого запаха голова начинала кружиться. Чушь какая.

Преодолев небольшое внутреннее сопротивление, я вытерлась кое-как и залезла в предоставленную мне одежду. Хорошо, что штаны с завязками, удалось затянуть пояс так, чтобы не сваливались. Естественно, пришлось подвернуть, не то есть риск запутаться и упасть. Хотя на самом деле необходимости в трико почти не было, футболка села на меня как платье. Точнее, повисла.

Вздохнув, я попыталась отчистить свой костюм от грязи. Да тут стирка нужна.

Увлеченная приведением одежды в порядок, я не сразу обратила внимание на зеркало, которое было от меня слева.

А зря. С ним было что-то не то. Уловив движение боковым зрением, я замерла от ужаса.

Зеркало дышало!

Оно запотело, как и положено стеклянной поверхности. Но этот тончайший слой капелек перемещался, словно рябь. Сложно объяснить, как это выглядело. Но было ужасно.

Бросив одежду прямо в поддон, я попятилась к двери. Молча, будто зеркало может меня услышать.

А может, так и есть?

В панике дергала ручку, забыв, что сама закрылась изнутри. Наконец, вылетела наружу, врезавшись в Семеныча, который пошел проверить, что там у меня происходит.

– Зеркало! Зеркало! — только и смогла произнести, показывая рукой на дверь душевой.

– Да что там с этим зеркалом? — забеспокоился Игорь Семенович.

Но все же храбро заглянул внутрь.

– Ничего этакого не вижу, — сообщил он спустя минуту, — ну, запотело чутка. А зачем ты рисовала на нем? Теперь вот оттирать, а то так и высохнет.

Час от часу не легче… или даже каждую минуту.

Что же там за назеркальная живопись образовалась?

На негнущихся ногах я пошла в душевую, как бычок на веревочке. Сразу и шла, и упиралась. Со стороны наверняка смотрелось нелепо.

– Чего это за художества? — беззлобно проворчал сторож.

Взглянув на зеркало, я еще раз замерла. Надо с этим заканчивать, нервные потрясения одно за другим до добра точно не доведут.

На запотевшей поверхности, которая больше, к счастью, не подавала признаков активности, был слабо, но вполне узнаваемо прорисован толстый крест с диском в районе скрещения перекладин.

– Какой странный… я его где-то видела.

– У меня на татуировке, — спокойно сказал Богдан, который тоже втиснулся в узкую комнатку.

– Как у вас уже все далеко зашло! — присвистнул Семеныч. Теперь он уже не сомневался, что у нас с Разумовым завязались излишне близкие отношения. Мне стало стыдно, но оправдываться не хотелось. Странно будет выглядеть.

– Это кельтский крест, сильный охранный знак. Я его еще по юности наколол, когда увлекался мистикой всякой. Это древний символ, означает сотворение мира, связывает прошлое с будущим.

Как будто в интернет за справкой зашла!

– Тебя так впечатлила моя татуха, что ты решила ее тут запечатлеть? — Богдан хмыкнул.

– Я ничего тут не рисовала, честное слово!