Набрав на кисточку немного черной краски, я опустилась перед картиной на колени, подняла голову вверх, как если бы смотрела на мужчину вживую. Он все также пристально следил за моими действиями, и я почувствовала, как во рту скопилась слюна. Я перевела взгляд на член, набухший в ожидании разрядки, и поняла, что, если бы мой незнакомец сейчас находился в этой комнате, я снова бы продала душу дьяволу – позволила ему взять себя за подбородок, нажать на щеки и вонзиться в мой рот, заполняя его до самого горла.

От этих постыдных мыслей щеки загорелись румянцем, а трусики снова намокли.

Я покачала головой, прогоняя нескромные видения, и поднесла кисточку к его лобку. Несколько движений – и над горделиво вздернутым членом появились три снежинки с рваными краями. Такие родные и при этом такие незнакомые.

Я осторожно подула на них, чувствуя при этом порочную интимность момента, и только когда облизнулась, вскочила в испуге на ноги.

А вдруг кто- то увидит эти мои художества?

Нет, допустить этого нельзя!

Я подбежала к огромному шкафу, подвезла к нему стульчик, чтобы можно было стать выше, и провела рукой по поверхности своего тайника. Уткнулась рукой о преграду – небольшую картонную папку —  и озадаченно почесала подбородок. Помню, что прежде прятала от отца свои картинки, но не припомню, чтобы их было так много. Я потянула на себя уголок своей находки, и, не удержавшись на стуле, отъехала немного назад. Папка поехала вслед за мной и с глухим стуком упала на пол.

В полете она зацепилась за уголок шкафа, и к моменту падения раззявила свою пасть, из которой снегопадом посыпались листы. Много, много исписанных листов. Акварель, масло, пастель, уголь, карандаш – разные техники, разные размеры бумаги, но…

Ахнув, я упала на колени перед своей находкой.

Везде, на каждом листе были нарисованы мои снежинки. Но большинство рисунков были полны одним человеком – это был мужчина.

Он был написан со спины, с бугрящимися мышцами, как древнегреческий атлет; нарисован лежа у кромки воды, прикрыв глаза рукой, повернув запястье так, что видно звезду с рваными краями; изображен в одном полотенце на плечах, бесстыдно демонстрируя вздыбленный член со звездочками на лобке.

Боже…

Пыль на папке не давала усомниться – все эти рисунки были спрятаны там очень давно. Как давно – уже не понять, но…

Эта находка выбила меня из колеи.

Я снова глянула на картину маслом, которую написала совсем недавно, и прижала руку ко рту, чтобы удержать вскрик, готовый сорваться с губ.

Потому что у мужчины с листков бумаги было кое-что общее с моим сексуальным незнакомцем.

Как будто внешне это были разные люди… Но это дикое магнетическое притяжение, пристальный взгляд, манкость, брутальность и секс объединяло их в одного. Я торопливо начала пересматривать свои рисунки, старые, пожелтевшие, съежившиеся, и поняла, что не прорисовывала на них черты лица, будто это было не важно. Но везде старалась передать эту властность, мужественность, гордость, смелость…

И все эти качества, манера движения большого, сильного тела, сладострастное обещание наслаждения, которое может подарить только этот мужчина, были очень, очень похожи на те, которыми подавлял меня шантажист…

Боже..

Прижав руки к груди, я смотрела на все эти картины из моего зыбкого прошлого и с замиранием сердца думала о настоящем…

Откуда ты взялся? Из каких глубин ада? Чего ты хочешь? Погубить? Растоптать? Присвоить?

По моим щекам текли слезы, но я даже не вытирала их, думая только о том, что рано радовалась тому, что мне удалось выскользнуть из рук этого мрачного человека.