– Финей – твой дядя? – спросила брюнетка. – Мы слышали о нем. Сочувствую.

– А мне показалось, что вы не местные, – заметил Мегакл.

– Так и есть, – выступила вперед рыженькая. – Но мы остановились в гостинице, которую содержит сестра врача. Он пришел к ней утром ужасно мрачный и рассказал, что не успел спасти пациента.

– Он не единственный, кто не успел, – горестно вздохнул мужчина. – Я спешил сюда из Афин в надежде обнять дядю, представлял, как он обрадуется моему подарку. И опоздал. Может, если бы я пересел на другой корабль, да не поскупился на перемену лошадей, то приехал бы раньше и предотвратил его смерть.

– Каким образом? – выгнула красивую бровь Ксантия.

– Ну не знаю, – мужчина раздосадовано сжал ладонями виски. – Может, он испугался той амфоры, и сердце не выдержало? Будь я рядом, успокоил бы его.

– Какой амфоры? – прищурилась Глафира. – Случайно не той, на которой сцена с убийством детей Ниобы? Наша хозяйка только о ней и говорит. Вроде бы, сосуд предвещает скорую кончину, появляясь в спальне обреченного.

– Чушь, – отмела Ксантия.

– Да… – рассеянно согласился Мегакл. – Вот только ее видели в шести разных домах. И каждый раз там кто-то умирал.

– Не верю я в проклятия, – твердо заявила рыженькая. – Тут что-то нечисто.

– Мы все выясним, – безапелляционно заявила брюнетка и утешающе похлопала его по плечу.

Глава 4. Неотправленное письмо

Глафира шлет Никандру привет. Дорогой учитель! Прости, что начинаю письмо не с вопросов о твоем здоровье и благополучии, а с жалоб и просьб. Я попала в затруднительную ситуацию. Ты, без сомнения, помнишь таинственного незнакомца, который спас меня в младенчестве и привез к бабушке. Так вот, нам удалось встретиться и поговорить. Как выяснилось, не только я обязана ему – он вернул Ксантию к жизни, потому что очень любил ее. Опасаясь, что она вспомнит о прошлом, он попросил меня ничего не рассказывать. К моему стыду, я согласилась^>11.

Но, пока я не пала в твоих глазах еще ниже, попробую оправдаться трудностью выбора. Прежние друзья и семья Ксантии предали ее. Обстоятельства столь печальны, что я не рискнула бы напоминать ей о таком. Тем не менее, скрывать от человека правду – подло. Что мне делать? Уповаю на твою мудрость, ибо я истощена и сломлена бесконечными терзаниями.

Надеюсь, ты и твоя милая супруга пребываете в добром здравии.

Глафира перечитала письмо несколько раз. Ожидала, что оно растянется на весь свиток, но папирус исписан лишь на четверть. С ней всегда так: буря эмоций, вихрь чувств и поток мыслей в итоге облекаются в сухой, сжатый, короткий текст. Поймет ли ее учитель? Что ответит? Скорее всего, отругает самыми отборными словами, и кто скажет, что он не прав? А если она сама понимает, что поступает неверно, то зачем пытается переложить ответственность с себя на Никандра? Что мешает ей пойти и прямо сейчас признаться во всем подруге?

Скрипнула дверь. Глафира молниеносным движением смахнула со стола палетку, и чернила из сажи залили папирус, поглощая слова, которые она с таким трудом подбирала.

– Я напугала тебя? – спросила Ксантия. – Ты какая-то нервная в последнее время. Что случилось?

– Ничего, – ответила девушка, лихорадочно соображая, чем объяснить свое поведение. – Помнишь тот день, когда мы с Солонием пошли в театр, и он отравился?

– Да.

– При мне не было сумки с лекарствами. Я оставила ее и ушла. Моя беспечность едва не стоила ему жизни.

– Такое может случиться с каждым, – пожала плечами Ксантия.

– Но не с тобой. Ты никогда не забываешь оружие.

– Сделай себе маленький футляр для самых необходимых инструментов и микстур, заверни его в пояс и носи, – предложила Ксантия. – И прекрати думать о том, чего не произошло. Ты спасла двоих человек, и я тобой очень горжусь.