В горе и радости люди всегда лицемерят и усиленно делают вид, что им не всё равно, что там у других. Мы отлично научились поздравлять и выражать соболезнования, не вкладывая в свои слова ни грамма эмоций. Их уже давно и прочно заменили смайлики. Скоро люди общаться станут исключительно смайлами и стикерами. Грустно — плачущий котик, весело — радостный котик, любишь кого-то — котик с сердечками в глазах.

— Илона! — мамин голос выводит из оцепенения. Прихожу в себя на пуфе у зеркала и с расческой в руках. Дурацкие мысли всегда лезут в голову не вовремя, а я всегда на них залипаю. — Приехал Кирилл и уже поднимается к тебе!

Этого ещё не хватало.

— Нет! — ору, кидаясь к двери. — Я ещё не одета!

— Ты же в лифчике. А на пляже и в бассейне я тебя всё равно видел! Что-то новое появилось вряд ли. Разве что ты сделала экстремальную татуху? — ехидно комментирует мой вопль Кирилл и неотвратимо приближается, топоча по лестнице, как стадо слонов.

Кирка большой и немного неуклюжий. Может ненароком стукнуть, например, разворачиваясь в лифте, а потом долго и заискивающе извиняться. Но, в общем и целом, Кирка — идеальный старший брат. Жалко только — не мой.

Он распахивает дверь и загораживает собой весь проём. Мама называет Кирилла «ходячий шкаф» и полностью в этом права. Лучший друг моего старшего брата, мой любимый почти-брат вымахал под два метра. Да и вообще сам он — девичья мечта. Таким красавчикам только в кино сниматься. Его улыбка во все тридцать два отлично смотрелась бы на постерах и билбордах.

— Ну вот, обманщица, — он притворно обижается и грозит мне пальцем, — ты же одета и классно притом. Тебе очень идёт это платье. Клёво! Подчёркивает цвет лица!

В Кирку летит подушка в виде слоника. Потому что платье на мне — серо-голубое!

Кирилл ловко уворачивается, ловит слоника за хобот и ржёт.

— Как же мне нравится, когда ты бесишься, коть! — говорит он и бесцеремонно плюхается на кровать. На мою кровать, между прочим!

Я так долго подбирала это голубое с золотом покрывало под цвет обоев и штор. А он, свинота такая, завалился прямо в ботинках.

Кир закидывает руки за голову, как на пляже, и вещает дальше:

— Если честно, коть, платье — полная хрень. Снова Юлия Петровна посоветовала? — он подмигивает. — Ну скажи, скажи! Я ей не слова! Могила!

Ой, знаю я его могилу! Тут же разболтает маме и будет меня весь вечер подкалывать. А мама, конечно, ничего не скажет прямо, но страшно обидится.

— Не получится у тебя хайпануть за мой счёт, милый, — корчу рожицу. — Это Марина подсуетила. Лучшая модель из её последней коллекции. Которую кто-то, — закавычиваю «кого-то» пальцами, — до слюней восторга хвалил в своём видеоблоге.

Но Кир непробиваем, как броня звездолёта. Он лишь хмыкает, подкидывает и ловит, перекручивая в воздухе, подушку-слонёнка.

— И на старуху бывает проруха. Не всё ж Марине шедевры создавать.

Сажусь на кровать рядом, легонько шлёпаю его по коленке:

— Маринка была бы в восторге, что ты её старухой обозвал.

Кир заводит глаза под лоб:

— Это же устойчивое выражение, коть. Слышала про такие? — Он отпускает мне ласковый щелбан. — Тоже мне — отличница!

Фыркаю и отворачиваюсь. Показываю, что крайне недовольна его поведением. А сама слежу краем глаза.

— Не дуйся, коть, — он приподнимается, обнимает и тянет к себе. В его объятиях тепло и чувствуешь себя защищённой от всего на свете. Даже со Стасом у меня не так, а ведь он родной брат! — Платье тебе реально не в тему. Как Марина могла так просчитаться. Снимай и давай тащи сюда всё, что есть в шкафу. Готова перетрясти своих скелетов?