Хорошо бы Люба уже вернулась!

Не вовремя она застряла на этих чёртовых Сейшелах, что-то там новое раскручивает! Некому даже рассказать об этом треклятом Аптекареве, вылить накопившееся раздражение.

За отсутствием жены Гордин вначале выплеснул всю свою ненависть к толстосуму на бедного Юру, а потом тут же без перехода перескочил на их фильм. Он понял, что остановка картины в определённом смысле даже играет им на руку, так как возникла редкая возможность заново всё осмыслить, и, в частности, сегодня, во время просмотра, ему пришла в голову идея, что можно улучшить, к счастью, ещё не отснятый финал. Для этого надо внести некоторые изменения в ряд сцен, а одну сцену – объяснения Сани с его одноклассницей Мариной, влюблённой в него с детских лет, – переписать полностью.

Гордин с пылом-жаром выкладывал соавтору свои соображения, совершенно не замечая того, что тот всю дорогу отмалчивался, явно пытаясь перевести разговор на другую тему. Было очевидно, что никакого энтузиазма идея переработки финала у Федорина не вызывала.

Только перед самым аэропортом Юра наконец решился прервать друга.

– Слушай, Вить, – медленно протирая очки, начал он. – Давай про картину попозже поговорим. Я хочу, чтобы ты меня сейчас выслушал. Помнишь, я три года назад был на фестивале в Каире?

– Ну, помню, – недовольно протянул Виктор.

– И я тогда по твоей просьбе позвонил Алле и встретился с ней, подарки ей от вас с Людмилой передавал…

– Я знаю, и что же?

Виктор оторвался от дороги и недоумённо покосился на Федорина.

– В общем, она была очень несчастна, отношения с мужем были ужасные, она совершенно не понимала, как жить, чем жить. Короче, я почти весь фестиваль тогда провёл с Аллой.

– В каком смысле? – насторожился Гордин.

Разговор начал недвусмысленно походить на исповедь, и ему это определённо не нравилось. Только было начавшая вновь выравниваться жизнь опять начинала подозрительно напоминать американские горки.

– В самом прямом, – отчаянно сказал Юра. – Каждую свободную минуту, как только она могла вырваться из дома, мы были вместе. Я был для неё такой отдушиной, понимаешь?..

– И что же ты с ней делал в роли отдушины? – не выдержал Виктор.

– Витя, пойми правильно. В конце концов, она взрослая женщина…

– Слушай, не тяни, а?! Что ты мне голову морочишь! Подожди!..

Они подъехали к аэропорту. Гордин открыл окно, заплатил за въезд, молча запарковал машину, выключил мотор и только тогда резко повернулся:

– Говори прямо, что там у вас произошло?

Юра наконец-то завершил безмолвную процедуру тщательного протирания очков, водрузил их обратно на свой мясистый нос и в свою очередь развернулся к Виктору. Глаза его сквозь очковые стёкла были огромными и серьёзными.

– Ничего особенного, – прокашлявшись, сказал он. – Я же Алку знаю с детства, можно сказать, вместе с тобой её растил, наблюдал. А тут вдруг взрослая замужняя женщина. И несчастная к тому же. И… В общем, я вернулся в Москву, тогда и позвонил ей. Вернее, она сначала позвонила. Впрочем, сейчас это уже не имеет никакого значения. Короче, я через два месяца купил тур в Египет и опять полетел к ней…

– Так… – зачем-то сказал Виктор. – Ну и…

– Ну и опять мы были вместе. Я к ней за эти три года восемь раз летал…

Наступила нехорошая пауза.

Ни тот ни другой не очень понимали, что теперь следует говорить или делать. Оба внимательно следили за невесть как залетевшей в салон мухой, с противным жужжанием перепархивавшей с руля на лобовое стекло и обратно.

– Хорош друг… – в конце концов горько произнёс Гордин, пытаясь осознать обрушившуюся на него новость. – Вот, значит, на что ты все деньги тратил! – И он метким ударом кровожадно уничтожил надоевшую донельзя муху. – А я-то всё диву давался, куда они у тебя улетают, сколько ни зарабатываешь, а всё денег нет…