– Что здесь происходит?!

Появляется женщина, молодая и красивая, в вязаном синем платье. Серые глаза, красиво уложенные волосы, она мне даже нравится, наверное.

– Ты новенькая, а уже дерешься! Побила девочку…

– А что, было бы лучше, чтобы побили меня?

Женщина наклоняется над девочкой. Та лежит на полу, не шевелится. Притворяется, наверное, не так уж много ей и досталось.

– Что она тебе сделала? За что ты ее так избила?!

– Она хотела отнять у меня Медвежонка.

– Этого уродца?! Немедленно отдай!

– Нет.

– Может, ты и меня будешь бить?

– Да.

– Какая наглость! Немедленно отдай!

Я молча бью женщину ногой в колено, она испуганно смотрит на меня и кричит тонко и пронзительно. Девочки стоят вокруг, тихие и испуганные, но глаза их горят любопытством – что же будет дальше? Спектакль, ага.

Еще одна женщина хватает меня за руку, тащит к выходу по коридору, по ступенькам вниз. Мне страшно, но я прижимаю к себе Медвежонка, и пусть они как хотят, но я его никому не отдам.

– Вот посиди тут и подумай.

Злобно ухмыляясь, она толкает меня в какое-то помещение, поспешно вырывает из моих ушей сережки и закрывает дверь. Она захлопывается с оглушительным грохотом – обита металлом.

Я остаюсь одна в темноте, высоко под потолком зарешеченное окошко, голые стены, в углу ведро. Я сажусь на бетонный пол, прижимая к себе Медвежонка. Его глаза смотрят грустно и сочувствующе, я целую его пластмассовую мордочку. Мне холодно, болят мочки ушей, из которых грубо выдернули мои новые сережки, и хочется есть. Почему-то вспомнился рыжий мальчишка, похожий на воробья, и тот, второй…

– Лизка, ты тут?

В окне появляется знакомое загорелое лицо. Легок на помине.

– Ага.

– Есть хочешь?

– Хочу.

– Подойди, встань под окном, я тебе бутерброд передам.

– Как?

– А тут стекла нет.

Я подхожу к стене, из окна спускается бечевка, к которой привязан проволочный крюк, а на крюке – большой бутерброд с маслом и колбасой.

– Сними с крючка и ешь на здоровье.

– Спасибо.

– Это Ефимовна сделала, Кук попросил – она и приготовила для тебя. Ты зачем воспиталку ударила?

– Она хотела отнять у меня Медвежонка. И сережки мои забрали…

– Насидишься теперь! Там шум до небес. Ну как, вкусно?

– Ага.

– Побегу, пока никто не увидел. Я приду еще, не бойся.

– Мне холодно.

– Попрыгай немного, только на пол не садись, застынешь. Все, Стасик свистит – несет кого-то нелегкая.

Он уходит, а я вгрызаюсь в бутерброд. Ничего, теперь не пропаду. Но если будут заставлять извиняться, не стану нипочем. Воспитатели всегда говорили: «И проклятый же характер у этого ребенка! Молчит – хоть режь ее!» Резать меня не пробовали, но били – будь здоров.

Гремит, открываясь, дверь, в помещение заходит мужчина. Я уже знаю, почему надо бояться мужчин. Дети из интернатов рано узнают такие вещи, но этот совсем не страшный. У него темные внимательные глаза, высокий чистый лоб, белые усы и густые белые волосы, совсем белые, просто серебристые.

– Так, значит, это здесь держат преступников? – мужчина улыбается, потом берет меня за руку. – Ну что, летим на свободу, птичка небесная?

Я прижимаю Медвежонка к себе. Если в этом есть какой-то подвох, то я всегда начеку и не отдам ничего своего.

– Со мной пойдешь или тут останешься?

– А куда идти?

– Ко мне в гости. Так что решила?

– Ладно.

Он выводит меня наружу – как я понимаю, карцер находится в подвале. Вот почему там было так холодно, а теперь тепло, пахнет чем-то терпким и необычным. Мужчина ведет меня по ступенькам наверх, к высоким дверям – в комнату, посреди которой стоит большой письменный стол, у стен – книжные шкафы, полки заполнены папками и книгами. Перед столом – кресло.