— Ты что делаешь?!

— Я не чувствительный! — грозно ответил Данила. — Я брутальный! Я альфа-самец! А ты моя альфа-самка!

— Кто сказал такое? — рассмеялась я, обнимая его покрепче. Беркут скорчил гримасу, которая должна была показать, на что способен брутальный альфа-самец, и напугать альфа-самку до икоты. Правда, альфа-самка едва сдерживалась от хохота…

— Я сказал! Гр-ы-ы! Моя! В пещеру! Есть лазанью! Потом спать!

Альфа-самка перестала сдерживаться и расхохоталась на весь пляж. Данила ещё покривлялся, неся меня к машине, а потом посадил на сидение и, поцеловав в губы, сказал тихо:

— И я не шутил.

Эта последняя фраза меня напугала. Он не шутит, это точно. Он способен закинуть меня на плечо и отнести в спальню… Сразу после лазаньи. Как выкручиваться? Как сохранить образ приличной девицы? Ну нельзя на первом свидании, в первый день… Нельзя! Даже если очень хочется.

Проделав обратный путь до затерянного в лесу дома, мы въехали в открывшиеся сами по себе ворота и остановились у гаража. На скамеечке лежала расслабленная трёхцветная кошка и следила за нами, щуря глаза. Сколько тут кошек? Боже, неужели Данила и кошек коллекционирует? Нет, я бы поняла, если бы тут бродили породистые мейн-куны или лысые сфинксы, но простые дворовые мяуки?

Как хорошо, что у меня нет аллергии…

Я выбралась из машины и натянула на ноги туфли, отряхнув с подошв налипшие песчинки. Данила подошёл, помог встать и притянул к себе:

— Ева, ты точно голодна? Может, минуем столовую и поднимемся прямо в спальню?

— Я точно голодна, — выдохнула ему в шею, наслаждаясь восхитительным ощущением сильного мужского тела совсем рядом. Скоро этот мужчина будет моим. Скоро… Но не сегодня!

— Ты искушаешь меня и испытываешь границы моего терпения, девочка, — мурлыкнул он, пуская руки в путешествие по моей спине. Они гладили, лаская и искушая уже меня. А я ляпнула, лишь бы что-то сказать и не молчать:

— Я никогда не ела лазанью с лососем.

— Да-а, тогда нам придётся идти через столовую, — разочарованно вздохнул Данила, не собираясь, впрочем, меня отпускать. — Полина уже, наверное, раза три всё разогрела.

— Полину сердить нельзя, — подытожила я и, сняв руки Данилы с талии, потянула к дому.

— Ты тоже это сразу поняла?

— А как же! А ка-ак же! Она в армии не служила часом? — фыркнула я, а он поджал губы:

— Не знаю, не зна-аю…

Стол ждал нас в огромной столовой. Стоял он между двух панорамных окон во всю стену с видом на сад. Минималистическая обстановка радовала глаз. Светильник с тремя рожками-колоколами, шесть стульев вокруг круглого стола и ровно одна картина — портрет маслом уже знакомого мне Вольтера. Данила отодвинул стул и задвинул его за мной, как галантный джентльмен, и в этот момент из кухни выглянула Полина. Всплеснув руками, она воскликнула:

— А я уж думала — не ждать вас сегодня! Думала, в город уехали!

— Мы на закат смотрели, Полиночка, не сердись, — улыбнулся Данила. — Ужин будет, или ты уже всё выбросила?

— Да уж, конечно, выбросила! — съязвила женщина. — Не привыкла я выбрасывать продукты! А ты бы лучше поухаживал за Евой, налил бы ей вина.

И скрылась на кухне, загремев там блюдами. Данила склонил голову:

— Права, тысячу раз права. Ева, ты же любишь белое вино?

— Я люблю белое вино.

— Отлично.

В бокале у меня оказалось желтоватое прозрачное вино, и хозяин дома поднял свой бокал:

— Давай, пробуй.

— Сладкое!

С первого глотка жар расплылся внутри тела, успокоив и согрев. Да всё будет хорошо, Евка, чего ты паришься? Сейчас поужинаем, а потом надо сослаться на головную боль. Или нет! На боль в жопе! Я же летала сегодня! С мягким приземлением в кучу листьев, но всё же летала! Поэтому скажу, что мне надо отлежаться дома. Точно.