— Да подождёт закат…

— Вот как раз закат ждать не будет! — мне удалось наконец выскользнуть из его жарких объятий и открыть дверцу. — И лазанья холодная не такая вкусная, как горячая!

— Чревоугодие — грех, — пробормотал Данила, старательно пряча бугор между ног.

— Похоть тоже, — хлопнув дверцей, я вышла из машины и потянулась. Какой свежий воздух! Надо было раньше приезжать в Питер. Здесь пахнет морем, как дома… Здесь состоится последний акт моей мести, моего лечения, моего выздоровления. А потом — заграница, отдых, забытье.

Данила приблизился сзади и обнял легонько:

— Ты кокетка, Ева. Ускользающая волна… Ветер между пальцами…

— А ты поэт, Данила Беркутов, — усмехнулась, откидывая голову на его плечо. — Пойдём на пляж?

Он взял меня за руку и повёл через кусты по тропинке.

Пляж оказался гораздо хуже, чем я могла себе представить. Песок с камнями, водорослями, какими-то ракушками. Трава. Надеюсь, что не морская. Шпильки сразу же увязли, и я стащила их, боясь заляпать. Но меня подхватили за спину, поддержали, задали вопрос:

— Хочешь походить по воде?

— А как же третья рука?

— Да я пошутил. Не так тут и грязно… Не Бали, конечно, но и не Чернобыль.

— Насколько я помню географию, в Чернобыле нет моря! — фыркнула я, зарывая пальцы в холодный песок. Такое ощущение, что вернулась в детство… На Амуре холодный песок… Как было хорошо, как спокойно и счастливо, когда мне было семь лет!

— Ева, — дохнул мне в ухо Данила. — Смотри.

Я посмотрела. Солнце проблёскивало сквозь воздушную пелену облаков, спустившихся почти к самому морю. Небо, голубое над головой, рыжело, желтело, краснело, приближаясь к облакам. Лучи, как щупальца, выбивались из серой ваты, словно инопланетяне хотели достать до воды, до земли, до нас. Вот сейчас, вот сейчас выплывут на огромной тарелке из-за туч…

— Красиво… — оценила я. — И страшно.

— Почему страшно?

Его руки сомкнулись на моём животе, его тело согрело сзади, как будто меня обволокли тёплым коконом спокойствия. Откинувшись на его плечо, я следила за солнцем, собираясь проследить его путь до горизонта, и всей кожей чувствовала электрическое напряжение между мной и Данилой. Оно мне нравилось, с одной стороны. А с другой — было неприятно, что какое-то сексуальное влечение, появившееся непонятно откуда, могло разрушить давние, твёрдо выношенные и чёткие планы. Я же могу противостоять? Могу. Я могу идти до конца? Могу. Так чего я смущаюсь, как девственница, и едва дышу?

— Так почему страшно-то?

— А вдруг там летающая тарелка?

— Ты веришь в летающие тарелки? — ужаснулся Данила, развернув меня лицом к себе. Он взял мои щёки в ладони и пристально вгляделся в глаза: — Нет, серьёзно? Веришь?

— Не верю, — пролепетала, чувствуя, как таю и млею. — Я пошутила.

— Уф-ф-ф, — выдохнул он, отпустив меня. — Девочка, я испугался!

— Прямо так и испугался сразу!

— Да-а-а, просто вспомнил одну свою знакомую, с которой встречался одно время. Она двинулась на этой почве и на полном серьёзе рассуждала про рептилоидов.

— Ой как интересно, — протянула я, снова поворачиваясь к заливу. — И что там с рептилоидами?

— Они захватили Землю, сидят в правительствах всех стран и дёргают за ниточки! О, и ещё сосут кровь младенцев! А людей периодически на опыты забирают.

— Кошма-ар.

— И не говори. Три недели не мог от неё отделаться… — пробормотал Данила. — Всё. Очарование заката для меня потеряно навсегда. Поехали обратно.

— Ты слишком чувствительный, Данила Беркутов, — заклеймила я его, на что он подхватил меня на руки. Я взвизгнула от неожиданности и сходу уцепилась за его шею, крикнула: