Но самое худшее еще впереди. Когда я справляюсь с первыми негативными эмоциями и могу повернуться к Яру, то вижу какой-то очередной странный взгляд. Исступленный. Воспаленный. Обвиняющий. Последнее хуже всего.

Чувство вины – это моя перманентная реальность. За то, что много и неправильно ем. За то, что плохая дочь. За то, что недостаточно стараюсь. А теперь – что плохая подруга. Для всех. Для Долина, для Алины и даже, простите меня все боги, для Шмелева.

- Что мне надо будет делать? – почти шепчу.

- Ничего особенного, - Яр придвигается еще чуть ближе, и этот контакт пробирает меня до костей.

Серые глаза – почти что магические, иначе почему они так затягивают? Хотела бы отвести взгляд, но не могу. Физически нет сил. И самое страшное, я вдруг кое-что понимаю. Осознаю на каком-то глубинном уровне. Я действительно ничего не понимаю в отношениях и простое бытовое общение с людьми иногда дается мне чуть сложнее, чем остальным. Но вот сейчас я точно понимаю, что к Шмелеву меня тянет. В грудной клетке все переворачивается от того, как он смотрит, как дышит рядом со мной. Все мое нутро стремится к нему. Я думала, что его ненавижу. Но сейчас очень сильно в этом сомневаюсь. Может, это стокгольмский синдром? Может, это изначально было чем-то другим?

Как бы то ни было, больше всего на свете я хотела бы коснуться его сейчас. И я так и делаю. Двигаю свой локоть по столу, чтобы дотронуться до его руки. Когда это происходит, всем телом вздрагиваю. Получаю подтверждение своим спутанным предположениям.

При этом взгляда не отрываю, и боюсь, что глазами транслирую больше, чем хотела бы. Но и Яр ведет себя странно.

Протягивает руку и касается костяшками моей щеки. Скользит ладонью мне на шею и большим пальцем следует за линией подбородка.

Каждое его движение – моя маленькая смерть. Сердце давно уже взорвалось в грудной клетке и бестолково разметалось изнутри по ребрам.

Я в шоке от всего. От него, от себя, от своих ощущений. Я что, настолько тупая, что все же проиграла в неравной битве с хулиганским природным обаянием?

Яр убирает руку, и только тут я по-настоящему врубаюсь в происходящее. Понимаю, что вокруг куча людей. И хоть мы сидим в углу, его бесчисленные поклонницы наверняка уже все отследили и разнесли по всему колледжу.

- Ничего особенного? – растерянно спрашиваю осипшим голосом, с трудом возвращаясь к теме разговора.

Я делаю вид, что ничего не было, и между нами все по-прежнему, хоть и дается мне это непросто. Яр, видимо, следует моему примеру.

Говорит:

- Да. Коснешься его коленом, - он откашливается, отводит взгляд, но тут же снова ко мне возвращается, - в страшные моменты будешь прятаться у него на груди. Один раз схватишь за руку. Если он твою ладонь не выпустит, то и ты ее не уберешь. Поняла?

Я киваю. А сама думаю – какой же это все цирк. Но не со зверями и воздушными гимнастами. А с уродами.

21. Глава 21

Ярослав

Касаться ее – очень приятно. И как будто бы необходимо. И непривычно. Не помню, чтобы мне хотелось вот так кого-то просто погладить. До сих пор помню, какая нежная у нее кожа. И тонкая шея.

Аккуратно откладываю ручку, беру тетрадь за край и отшвыриваю через стол в стену. Чувствую себя полным идиотом, что вообще пишу все это. Но, судя по всему, поделиться мне не с кем. Мы с Титом много прошли вместе, но я не могу даже представить, что расскажу ему, что запал на Гольцман. Вряд ли у меня язык повернется таким образом, чтобы извлечь эти звуки. Сам себе не верю. И, честно говоря, надеюсь, что ошибся. Я действительно никогда не дружил с девушкой, вдруг это просто зарождение каких-то теплых человеческих чувств. Поэтому решаю с другом пока не делиться. А вот наврать в дневнике эксперимента, на котором настояла Женя, оказалось сложно. Да и незачем. Все равно я эти сопливые страдания никому не покажу.