Так пахнет плен.

Мои родители с ума сойдут, когда им скажут о похищении. Они живут в другой деревне, иначе на всех совершеннолетних не хватило бы хижин внутри одного частокола.

К глазам подступают горячие слезы, и я снова шмыгаю носом.

А Нуми... Мне хочется, чтобы он побежал меня спасать, но его здесь просто убьют.

Нельзя, чтобы из-за меня он погиб, мой Нуми.

Я снова шмыгаю носом и утыкаюсь лицом в колени. Боюсь, что вэнки меня услышат.

Стены их мрачной крепости выглядели абсолютно неприступными, а что внутри нее — я не знаю. Меня же прямо около стены в этот поганый паланкин сунули. Специально, чтобы я ни толщину укреплений не разглядела, ни как пройти к треклятому господину.

Я тяжело вздыхаю, снова глотая пыль, смешанную с чужими незнакомыми запахами. Какие-то душные тяжелые благовония.

У вэнков прямо страсть, чтобы свободные женщины их господами звали. Им нравится унижать.

Мне придется говорить это поганое слово, как бы я ни дрожала от отвращения.

Тряска и качка внезапно заканчиваются. И крики на диком языке снаружи тоже. Отрывистые, грубые слова, неприятные на слух.

Видимо, меня принесли.

Горло сжимает спазм, а по спине прокатывается ледяной озноб. Я сильнее стискиваю пальцы.

Сначала вэнки покажут меня своему хозяину. Ну а потом они будут смотреть, насколько я здорова.

А я, к сожалению, не больна. И не рожала.

Терпеть осмотр вэнковского лекаря то еще унижение. Вопиющая неловкость и всепоглощающее чувство беспомощности.

Конечно, это всегда мужчина.

За пологом паланкина теперь полная давящая тишина. Как будто вэнки обо мне вообще забыли. Или как будто чего-то ждут.

Чего они могут ждать? Что я выйду и начну им кланяться?

Острое негодование распирает грудь и вытесняет липкий страх.

Кланяться не стану, просто на них посмотрю. Это случайные вэнки. Те, с которыми придется всерьез мучиться, выясняются после торгов. Когда уже меня выведут на помост и продадут.

Я стараюсь думать обо всем отстраненно. Как будто это происходит не со мной. Иначе я сойду с ума.

У меня и так уже пылают щеки, сбито дыхание, и пульс грохочет в висках.

Я чувствую себя жалкой и слабой, по спине неприятно струится пот.

Так нельзя, нужно собраться... Слабость не поможет мне выжить.

Торги. Вэнки. Я сейчас должна быть дома и ждать Нуми с ягодами, а не вот это все.

Гнетущая тишина снаружи напрягает настолько, что я принимаю решение выбираться. Сейчас главное не запутаться в пыльной тряпке паланкина и не упасть перед мучителями лицом вниз.

Я аккуратно вылезаю и вижу колоннообразные мускулистые ноги. Это громилы, которые меня несли. Почему-то они столбами стоят. Как неживые.

Вот и пусть дальше стоят. Пока никто меня не трогает, чуть-чуть спокойнее.

Я и так вся дрожу от ужаса и унижения.

С опасливым любопытством оглядываюсь. Зал неприятно огромный. Как будто это не дом, а лесная поляна с исполинскими деревьями.

Только в лесу над головой небо. А здесь потолок.

Резной, украшенный... Какая разница. Все равно клетка.

Душащая и давящая тюрьма.

Но раз передо мной оказалась просто стена, то значит вэнки с их хозяином собрались справа или слева. Я поворачиваю голову. Справа никого нет.

А слева...

Кошусь туда и до боли холодею.

Надменный и мрачный вэнковский хозяин сидит в вычурном крупном кресле на небольшом возвышении со ступенями. Его брюки повыше качеством, чем у простых воинов, а поверх брюк на голое вздувшееся от мышц тело плащ. На голове вэнка повязка с эмблемой его клана. Эту эмблему надо на всякий случай запомнить.

Вэнк выглядит, как все они: такой же большущий, мускулистый и жуткий. Густые брови с легким изломом, высокие скулы, впалые щеки, прямой и узкий не слишком крупный нос, плотно сомкнутые губы, прямые каштановые волосы длиной до плеч. А в его глазах с желтым отливом, как у нечисти, совершенно звериная похоть.