— Вау! — радостно вплескивает ладошками. — «До, ре, ми, фа, соль, ля, си // Сколько клавиш посмотри! // Черные и белые. // По ним пальцы бегают!» — исполняет для всех незамысловатое четверостишье. — Это пианино!

Шахов растекается в улыбке так, будто отхлебнул божественного нектара.

— Это рояль, — осторожно поправляет Мию. — Ты хочешь поиграть?

— Хочу! — конечно, Мия соглашается.

Вообще-то на музыкальные кружки мы с Мией не ходили, но в садике есть пианино. На нем иногда играет для детей одна из воспитательниц. Вот Мия и запомнила.

Ребятишкам приблизиться к инструменту не давали. Исключением была только доченька директрисы, но это совсем не удивительно.

— Тогда вперед, — Артур благосклонно кивает на инструмент.

Моя дочь принимает стойку, точно собирается бежать наперегонки с самим Шаховым. Отталкивается, несется к роялю. Вот только…

Полы в особняке Артура тоже мраморные, глянцевые, скользкие, будто речная гладь в крепкий мороз.

Мия в носочках поскальзывается и случайно сбивает напольную вазу, в которой еще секунду назад благоухали садовые лилии. Дочь по инерции катится дальше, а ваза падает и разбивается о твердый пол.

Звон осколков громким эхом разлетается по пространству особняка.

На мгновенье в доме повисает неловкая тишина, а вскоре я слышу непонятные шорохи и дверные скипы. Озираюсь по сторонам и замечаю, как из-за углов дома на звук любопытно высунулись служанки в белых чепчиках, со стороны кухни повара в колпаках, а те женщины в серых халатах, что замерли у лестницы на втором этаже, наверное, прачки.

Я чувствую, как по моей коже расползается жгучая волна тревоги.

Подхожу к Мие и, взяв ее за плечо, подтягиваю ближе к себе. Малышка здорово напугалась и забыла про рояль.

— Кошмар! — охает вредный дворецкий.

Артур с неким сожалением пялится на испорченную вазу, но держится достойно.

— Ничего криминального нет, — резюмирует, будто успокаивая сам себя. — Подумаешь… ваза. Античного времени. Все равно она мне не нравилась. — И оборачивается к дворецкому: — Карл Аристархович, проведите опись в доме и застрахуйте все хрупкие предметы.

— Будет сделано, Артур Рашидович.

Я поднимаю доченьку на руки, показывая ребенку, что при любых обстоятельствах я всегда буду на ее стороне. Однако мне очень неловко перед Шаховым.

— Артур, — тихонько говорю. — Не лучшей идеей было привести нас сюда. Не успели войти, а уже доставили столько вам хлопот.

— Саш, уймись. Мие в этом доме можно всё, — Артур отходит на несколько шагов так, чтобы его было хорошо видно всему персоналу. Глубоко вдохнув, повышает голос. — Мие в этом доме можно все! Ясно? Любой укор или замечание к девочке будет рассчитываться мной как личное оскорбление!

Ох… От тона Шахова мне хочется забиться в угол, прикрыться шалью и никогда больше не показываться на глаза Артуру.

Я и Мия замираем, молча наблюдая, как Шахов не розгами, а словами укрощает своих слуг и держит их в ежовых рукавицах. По крайней мере, когда речь заходит о Мие. Но это слова, и представить страшно, что будет на деле.

И я от диктаторских замашек Артура в пищащий восторг не впадаю. В голове назревает единственный вопрос — с какой стати Артур ни с того ни сего «короновал» мою дочь? Прозрачно дал понять всем, что маленькая трехлетка имеет авторитетный вес для всего персонала.

Шахов дает себе время, чтобы из серьезной гримасы состроить более-менее доброжелательную. И когда вновь обращается к нам с Мией, его лицо почти не выражает строгости.

— Идемте на второй этаж. Я вам кое-что покажу.

Поднимаемся по лестнице наверх в правое крыло дома и долго идем. Я успеваю рассмотреть несколько террас для летнего отдыха; библиотеку, дверь в которую была открыта; спортзал с навороченным тренажерами. Похоже, Артур бережно относится к своей физической форме и собирается жить вечно.