- Может тогда тебе съехать и жить своей жизнью? – не могу удержаться от шпильки. Хотя сейчас все равно сочувствую Инге. По крайней мере в данном разговоре она абсолютно откровенна. И во многом ее слова имеют смысл. Давид при желании может найти нас даже в Антарктиде…

- Я присматриваю квартиру, да, - усмехается с горечью тетка. – Нас выгонят отсюда, это неизбежно. Да, кстати, я заглянула сюда для другого. Не думала, что огребу оплеуху. Я пришла сказать, что Бахрамов прислал с курьером твои вещи. Ты у него вчера много чего забыла… Спасалась бегством? Да, кстати, еще он прислал тебе охренительно огромный букет из орхидей…

Выбегаю из кабинета. Я абсолютно не питаю слабость к красивым мужским жестам, типа присылания цветов. Скорее наоборот, мертвые цветы навевают грусть. Но меня впечатлило то что прислал вещи. Мобильный. Он знал, что это можно использовать как крючок. Мог заставить приехать на встречу. Вынудить меня просить…. Торговаться… Я ждала именно этого. Но Давид легко отдал козырь. Почему?

Внизу вижу отца, который явно все еще не пришел в себя. Папа вымещает злобу на букете, разрывая, раскидывая, безжалостно терзая злосчастные орхидеи. Впечатляющая картина достойная какой-нибудь мыльной оперы. Весь дом наполнен запахом орхидей. Только почему-то этот аромат ассоциируется у меня с запахом тлена…

10. Глава 10

Поступок отца с цветами, которые были, конечно же, ни в чем не виноваты, как ни странно немного успокоил меня. По крайней мере стало понятно, что отец не сторонник планов Инги. Выстоять против них двоих было бы гораздо сложнее.

Прошла почти неделя, в течении которой не было никаких известий от Бахрамова. Это должно было успокоить меня, дать веру в то, что он отступил. Но я твердо была убеждена, что он никогда не откажется от своих планов на Николь. В конце концов, он ее родной отец. Он действительно имеет право на общение с ребенком.

Меня это не просто беспокоило, а по-настоящему сводило с ума. Николь – очень впечатлительная, хрупкая. Мы всегда очень осторожно обходили с ней тему родителей. Она редко спрашивала о них. Мой отец рассказывал внучке, что оба ее родителя погибли, когда путешествовали. Ужасно… но в те моменты это казалось единственным выходом. Теперь придется объяснять, что оказывается все было не так. Что мы обманывали. Меня мучила бессонница, я металась в постели, проваливаясь в небытие на какие-то минуты. Потом просыпалась в холодном поту, или наоборот, с температурой. Это конечно не помогало искать выход, но успокоиться не было в моих силах.  

Приближался день благотворительной вечеринки, моя нервозность усиливалась. Я совсем перестала спать, не могла есть. Чем больше я думала о хрупком душевном состоянии Николь, тем отчетливее понимала, что не могу пожертвовать ею ради своего спокойствия. Я слишком люблю эту девочку. А она любит меня. Если судьба уготовила мне роль буфера между ребенком и суровой реальностью, в виде вернувшегося из тюрьмы родного отца, я должна принять это чудовищное предложение.

Я хочу свою дочь, Эрика. Хочу узнать ее, сблизиться. Отсюда такое ярое желание жениться на тебе.

Снова и снова проигрываю в голове эти слова Давида. Звучит почти как «просто бизнес, ничего личного.

Собираясь на встречу с Бахрамовым, долго не могу определиться с нарядом. В конце концов, выбираю полностью закрытое строгое платье бежевого цвета. Мне хочется спрятать как можно больше. Да что там, под землю провалиться хочется. Чувствую себя отвратительно, абсолютной жертвой, бесправной. И самое паршивое – то, что меня не заставили силой, а подвели к тому, чтобы я сама приняла решение продать себя.