Мама бы не игнорировала! Нужно что-то делать! Мне нужно вернуться домой!

Вскакиваю с кровати и подлетаю к двери. Буду долбить её руками до тех пор, пока на меня внимания не обратят! А потом…

Потом я выпрошу у Артура хотя бы одну поездку до дома. Хотя бы одну! Он чёртов баран, но… не такой же изверг, чтобы после вот такого не отпустить меня к маме?...

Его мамы и папы больше нет и я уверена, Громов бы всё отдал, чтобы снова их увидеть живыми.

Он должен отпустить! Иначе…

Телефон в моей руке начинает вибрировать, отвлекая меня.

Даже не успеваю посмотреть, кто звонит, тут же дёргаю рукой, прижимая телефон к уху и одновременно пальцем отвечаю на звонок.

– Мама?! – сердце едва не выскакивает из груди, а в ушах звенит от того, как громко я вскрикнула. Но следом меня заполняет такое яркое, тёплое чувство облегчения, когда краем глаза я замечаю фотографию мамы на экране со звонком.

И тут же… словно весь мир рушится одним махом, а это самое тепло уходит, когда я слышу:

– Папа. – омерзительно насмешливый голос отца. Просто паршивый и гнилой… такой весёлый.

Телефон мамы у него и он мне отвечает. Чувствую, что едва держусь на ногах, а в глазах встают крупные слёзы, застилая весь обзор… нет, нет, нет!

– Где мама?! Почему её телефон у тебя?! – взрываюсь за секунду, огонь ненависти к отцу разгорается с утроенной силой.

С Громовыми в одном доме я совсем забыла о том, кто мой самый главный враг.

– Отвечай мне! – требую так громко, что голос хрипнет.

А отец лишь смеётся прямо в динамик.

– Какая злая. А чего только сейчас то позвонила, а? Что делала остальные дни, член своего хозяина полировала ртом? Хорошо, если так. – грязь изо рта отца льется так легко, словно водопад. Он не стесняется в выражениях.

И хоть в любой другой случай меня бы уже трясло от ярости от этих слов. Сейчас на них мне плевать. Важно другое.

– Где мама?! Где она?! – повторяю, как мантру, то, что мне больше всего нужно знать.

– Дома она. Пока что. Знаешь, зачем я тебе позвонил? Думаю, нет. Ты слишком тупая для того, чтобы понять хотя бы то, что продавать свою хоть и паршивую, но дочь для того, чтобы её кто попало трахал, это более позорно, чем выгодно. – снова мешает со своей грязью.

– Мне плевать на твои оскорбления, дай телефон маме. – перебиваю строго, хотя это стоит мне абсолютно титанических усилий.

От одной мысли, что мама сейчас рядом с ним… ужас окутывает меня всё больше и больше.

– Продал я тебя, потому что увидел, что у Громова слюни изо рта капают, как у пса голодного на мясо. И глаза ещё горят. Но не так горят, как когда хочешь просто попользоваться и бросить, хотя он явно думает об этом пока так.

Мне совершенно неинтересно, как там у Артура глаза горят и из-за чего, когда важно совсем другое…

– Ты не ответила, Громов тебе уже трахает? Насколько вы стали близки за эту парочку дней, м? Нравится его член, а может язык? – снова омерзительно усмешка отца.

– Если любишь обсуждать такую грязь, вали к своим чёртовым любовницам! Меня не волнует Громов и единственное, чего я хочу, это чтобы ты горел в!… – хочу высказать всё, что думаю, до последней капли, не стесняясь в выражениях.

Но отец перебивает меня:

– Закрой пасть и слушай меня внимательно. Иначе твоя мамаша сдохнет в петле прямо сегодня. – и делает это такими словами, что телефон едва не выпадает из рук.

Он не шутит. Его голос серьёзен, тяжёл, невыносим. Как длинный, стальной клинок, что только что подставили к горлу. И ещё секунда и острое лезвие вспорит мне глотку и я умру…

Отец продолжает:

– Всегда мечтал повесить её прямо в спальне. Легко сойдёт за то, что она сама это сделала. А если шея сразу не сломается, ещё и помучается, как мучился я с ней все эти годы! – буквально физически чувствую, как его губы растягиваются в широкой, безумной усмешке, пока он это говорит.