Но последних геройств от меня и не требуется, и ужин приезжает к нам из ресторана.
-Ты как? – закончив с основным блюдом и вытирая губы салфеткой, вполне искренне спрашивает он.
Я думаю. Слегка затянуто, зато мой порыв оценить истинное положение дел в собственной жизни вполне честен.
-Меня от операций отстранили, - в итоге жалуюсь.
Андрей хмуро сводит брови.
-Почему?
-Самоуправство.
Пока я разливала нам чай, он обдумывал последнюю новость, я сразу же напрягаюсь, ожидая упрёка и шпильки в мою сторону, но он ничего такого не делает, лишь вздыхает.
-Может оно и к лучшему?
Мои глаза округлились, и я вовсю смотрела на него, не в состоянии понять, как расценивать его слова.
-Просто в последнее время… ты только и живёшь, что своими операциями, - бегло пояснил он, принимая горячую кружку из моих рук. – У меня такое чувство, что я вконец теряю тебя.
Последнее прозвучало болезненно-правдиво, но я не имела ни малейшего представления, что вообще здесь можно сказать, поэтому просто кивнула, прячась за своей кружкой.
Вечером мы оказались в одной постели. Андрей попытался притянуть меня к себе, перед этим заигрывающе проведя ладонью по моему бедру, а я покрепче зажмурю глаза, до последнего притворяясь спящей. Он разочарованно вздохнул и повернулся ко мне спиной. И лишь, когда спальня наполнилась привычным сопением, я выскользнула из нашей кровати, чтобы уйти на кухню, отдаваясь очередной порции воспоминаний.
9. Глава 9.
Я промаялась дома два дня, прежде, чем настало время следующего дежурства. Жизнь как никогда выглядела пустой и бесцельной. Я раньше и не задумывалась, какое значение имеет каждодневный рабочий график. Теперь же меня не покидало устойчивое ощущение, что я спала, и продолжаю это упорно делать, не в состоянии проснуться и задышать полной грудью.
Андрей больше не предпринимал попыток разговорить меня, но через день всё-таки потащил нас в ресторан, полагая, что это позволит нам немного расслабиться. Однако, эффект у сей затеи был диаметрально противоположный, потому что в окружении гула людских голосов становился очевидным масштаб пропасти между нами. Что-то внутри меня с придыханием ждало, когда же Урусову надоест это всё, и он подаст на развод. Сама принять такое решение я не могла, ведь для этого как минимум надо было вылезти из своей раковины, а позволить себе такую роскошь у меня не выходило.
На работу ехала в странном настроении, ибо у меня никак не получалось отделаться от мысли, что в первую очередь я еду к Артёму. Про его состояние специально не узнавала, хотя тут было достаточно одного звонка на пост, но логика подсказывала, что если бы что-то случилось, то мне бы уже давно сообщили. А всё остальное… мне хотелось увидеть его своими глазами, словно оттягивая неясное садомазахистское удовольствие.
Высидев утреннюю планёрку, всячески игнорируя самодовольные взгляды со стороны Асмолова, думала двинуться в сторону реанимации, но наткнулась на хмурого Куприянова, видимо, предупрежденного насчёт меня.
-Держись в стороне, - велел Кирилл. – В порядке он. Экстубировали вчера, дышит сам. Динамика положительная, если будет всё в норме, завтра в общую палату переведём.
Раздражённо скрипнула зубами и, крутанувшись на месте, отправилась в противоположном направлении. До обеда занималась текучкой. Подбивала старые карты, пару раз сбегала в другие отделения на консультации. Верхушкой моего профессионализма в первой половине дня явилась аппендэктомия. Я, конечно, понимала, что хороший врач не выбирает себе пациентов, и работает с задачами любой сложности, но в голове засела неотвратимое предчувствие, что чужие аппендиксы – теперь мой удел.