Сам процесс запоминания означает знание, которое есть прошлое, и мышление есть прошлое. Поэтому мышление как удовольствие продлевается. Если вы заметили, удовольствие всегда в прошлом; даже воображаемое удовольствие завтрашнего дня – это всё равно воспоминание, спроецированное в будущее из прошлого.

Вы можете также наблюдать: где удовольствие и погоня за удовольствием – там также питательная почва для страха. Разве вы не замечали? Боязнь того, что я сделал вчера, боязнь физической боли, которую я испытал неделю назад; мысли об этом поддерживают страх. Завершившись, эта боль не кончается. Она завершилась, но я несу её с собой, думая о ней.

Таким образом, мышление поддерживает и питает удовольствие, также как и страх. Мышление ответственно за это. Есть страх настоящего, будущего, страх смерти, страх неизвестного, страх не достигнуть, боязнь не быть любимым и жажда быть любимым – существует так много страхов, и все они созданы механизмами мышления. Поэтому мышление характеризуется и рациональностью, и иррациональностью.

Мышление необходимо упражнять в деле. Технически – в офисе, когда вы готовите еду, когда вы моете посуду – знание должно функционировать идеально. Здесь есть рациональность, логика мышления в действии, в деле. Но мышление становится полностью иррациональным, когда оно поддерживает удовольствие или страх. И всё же мышление говорит: «Я не могу отказаться от моего удовольствия»; и всё же мышление, если оно хоть сколько-то восприимчиво или сознательно знает, что вместе с удовольствием приходит страдание.

Так что осознавайте весь механизм мышления, сложное, тонкое движение мысли! Это на самом деле вовсе не трудно, если уж вы говорите: «Я должен найти образ жизни совершенно иной, образ жизни, в котором нет конфликта». Если это ваша подлинная, ваша настойчивая, страстная потребность – как ваша потребность в удовольствии, – жить жизнью, в которой ни внутренне, не внешне нет никакого конфликта, тогда вы увидите и возможность этого. Потому что, как мы выяснили, конфликт существует только тогда, когда есть разделение на «я» и «не-я». И тогда, если вы видите это – не на уровне слов или на уровне интеллекта, потому что это не видение, – а когда действительно осознаёте, что нет разделения между наблюдающим и наблюдаемым, между мыслящим и мышлением, тогда вы видите, тогда вы действительно наблюдаете «то, что есть». А когда вы действительно видите «то, что есть», вы уже вышли за пределы этого. Вы не остаётесь с «тем, что есть»; вы остаётесь с «тем, что есть», только когда наблюдатель отделён от «того, что есть». Вы это понимаете? Иначе говоря, при полном прекращении разделения между наблюдающим и наблюдаемым «то, что есть» – уже не то, что есть. Ум вышел за пределы этого.

Участник беседы (У.): Как можно изменить это отождествление наблюдающего с наблюдаемым? Я не могу просто согласиться с вами и сказать: «Да, это верно», я должен что-то сделать с этим.

К.: Совершенно верно. Сэр, здесь вовсе нет никакого отождествления. Когда вы отождествляете себя с наблюдаемым, это всё ещё мысленная модель, не так ли?

У.: Точно, но как мне из этого выбраться?

К.: Вы и не выбираетесь из этого. Я это вам покажу, сэр. Вы видите истину того, что наблюдающий есть наблюдаемое, – факт этого, логику этого? Вы это видите? Или нет?

У.: Это всё ещё только возникающее толкование; истина не существует.

К.: Этот факт не существует?

У.: Нет, появляется изъявление согласия.

К.: Но вы видите этот факт, не так ли? Не надо соглашаться или не соглашаться – это очень серьёзно; мне хотелось бы поговорить о медитации, но не сейчас, потому что она здесь подразумевается. Сэр, увидьте важность этого. Истина в том, что «я есть гнев» – а не «я отделён от гнева». Это истина, это факт, не так ли? Я есть гнев; нет «я», отдельного от гнева. Когда я ревную, я есть ревность, нет «я», отличного от ревности. Я отделяю себя от ревности, потому что хочу что-то с ней сделать: поддерживать её, или избавиться от неё, или рационализировать её – всё равно что. Но факт в том, что «я» испытывает ревность, не так ли?