время, прошлое, накопленное знание о различных происшествиях, случаях, событиях, переживаниях и тому подобном. Этот наблюдающий – прошлое, и он смотрит на наблюдаемую вещь так, как если бы он был не ею, а отделён от неё.

А можете ли вы посмотреть без наблюдающего? Можете ли вы смотреть на дерево без прошлого в качестве наблюдателя? Когда есть наблюдающий, есть пространство между наблюдателем и наблюдаемым – деревом. Это пространство – время, потому что здесь есть некая дистанция. Это время является качеством наблюдающего, который представляет собой прошлое, представляет собой накопленное знание, который говорит: «Это дерево» или: «Это изображение моей жены».

Можете вы смотреть не только на дерево, но и на свою жену или мужа без образа? Это, знаете ли, требует огромной дисциплины. Я вам кое-что покажу: дисциплина обычно подразумевает приспособление, конформизм, муштру, подражание, конфликт между тем, что есть, и тем, что должно быть. Таким образом, в дисциплине присутствует конфликт: подавление, преодоление, применение воли и тому подобное – всё это подразумевается в слове «дисциплина». Но это слово означает «учиться» – не соответствовать, не подавлять, а учиться. И качество ума, который учится, имеет свой порядок, который и есть дисциплина. Мы сейчас учимся наблюдать – без наблюдающего, без прошлого, без образа. Когда вы наблюдаете таким образом, тогда подлинное «то, что есть» – это живая вещь, не вещь, на которую смотрят как на мёртвую, распознаваемую прошлым знанием, тем, что было в прошлом.

Давайте, господа, упростим это ещё больше. Вы говорите мне что-то, что обижает меня, и боль этой обиды запоминается. Память о ней сохраняется, и когда приходит новая боль, она тоже запоминается, запечатлевается. Таким образом, обида с самого детства усиливается. Тогда как если я наблюдаю полностью, то, когда вы говорите мне что-то болезненное для меня, это не запечатлевается в качестве обиды. В момент, когда вы запечатлеваете это как обиду, «запись» сохраняется, и всю оставшуюся жизнь вы будете уязвлены, потому что постоянно добавляете что-то ещё к этой обиде. Наблюдать же боль полностью, не запечатлевая её, – значит отдавать всю полноту вашего внимания моменту боли. Делаете ли вы всё это?

Посмотрите: когда вы выходите из дому, когда вы идёте по этим улицам, там присутствует всевозможный шум – всевозможные крики, грубость, жестокость, и этот шум вливается в вас. Это очень разрушительно – и чем более вы чувствительны, тем более разрушительным это становится, это вредит вашему организму. Вы сопротивляетесь этому и тем самым возводите стену. А когда вы возводите стену, вы изолируете себя. Поэтому вы усиливаете изоляцию, чем будете вредить себе всё больше и больше. Тогда как если вы наблюдаете этот шум, внимательны к нему, то вы увидите, что вашему организму не будет никакого вреда.

Если вы поймёте этот единственный радикальный принцип, вы поймёте нечто огромное: там, где есть наблюдатель, отделяющий себя от того, что он наблюдает, неизбежно будет конфликт. Делайте что угодно – пока есть разделение между наблюдателем и наблюдаемым, неизбежно будет конфликт. Пока есть разделение между мусульманином и индусом, между католиком и протестантом, между чёрным и белым, неизбежно будет конфликт; хотя вы можете проявлять терпимость друг к другу, что является интеллектуальным прикрытием нетерпимости.

Пока есть разделение между вами и вашей женой, неизбежно будет конфликт. Это разделение фундаментальное, основополагающее – оно существует, пока есть наблюдатель, отделённый от наблюдаемого. Пока я говорю: «Гнев отделён от меня, я должен контролировать его, я должен меняться, я должен контролировать свои мысли», в этом есть разделение, а потому присутствует и конфликт. Конфликт подразумевает подавление, конформизм, подражание – всё это задействовано в нём. Если вы действительно видите красоту этого – что наблюдающий есть наблюдаемое, что они нераздельны, – тогда вы можете наблюдать всю полноту сознания без анализа. Тогда вы видите всё его содержание мгновенно.