.

«Демократическая вера», о которой упоминает Гэбриел, заслуживает того, чтобы остановиться на ней подробнее, ибо ее влияние, как показал последующий ход событий, вышло за пределы XIX века.

Первую доктрину демократической веры, утверждает Гэбриел, составляло глубокое убеждение (уходящее корнями в идею естественного закона, сформулированного Платоном, и идею морального закона, восходящую к иудео-христианской традиции) в существовании объективного абсолютного и неизменного фундаментального закона, определяющего основные параметры жизни общества (в том числе политической) и индивида. Для человека, мало искушенного в философии, поясняет американский исследователь, этот закон сводился к таким двум понятным вещам, как доктрина естественных прав, провозглашенных Декларацией независимости и воля справедливого и любящего Бога. Именно из идеи правления фундаментального закона выросло сложившееся в праве представление о «правлении закона, а не человека», которое, по убеждению американцев XIX века, было характерно для Соединенных Штатов и отличало их от зарубежных тираний, где законом была воля людей, стоящих у власти.

Вторую доктрину демократической веры составляло представление о свободном индивиде как центре социума и опоре демократических порядков. Общество воспринималось не как целостная система, а как агрегат независимых индивидов, опирающихся на самих себя и подчиняющихся императивам фундаментального закона. Гэбриел мог бы добавить к сказанному, что представление о свободном индивиде как высшей ценности и центре социума лежит и в основе классической либеральной доктрины, получившей в это время распространение в американском обществе. В этом отношении либерализм и демократия органически дополняли и подкрепляли друг друга, создавая основу так называемой либеральной демократии.

Третьей доктриной демократической веры была «доктрина миссии Америки»: Бог даровал ей свободу, чтобы она даровала последнюю остальному миру. Гэбриел приводит весьма красноречивые слова некоего Сэмюэля Лотропа, обращенные «к огромному Бостонскому собранию по случаю годовщины Декларации независимости». «Если когда-либо гражданская и религиозная свобода – это благо, которое стремится обрести для себя каждый человек и которым каждый благородный человек стремится наделить других – если когда-либо эта великая разумная ответственная свобода, которая через евангелие и дух Господен снисходит в душу человека, будет господствовать на земле и если ей суждено когда-либо утвердиться среди народов, то произойдет это благодаря тому, что в час крайней нужды Господь предоставил ей возможность произрасти на этом новом континенте и пустить на нем столь глубокие корни, что никакое безрассудство не смогло бы нанести вред цветам этого древа или уничтожить его плоды»[89].

Совершенно очевидно, что идеи верховенства закона, самоценности свободного индивида и великой исторической миссии Америки — идеи, сохранявшие свою значимость на всех последующих этапах развития американской цивилизации – раскрывают многие стороны американской демократии. Многие, но не все. Вообще говоря, демократическая идея (доктрина) – это идея (доктрина) живая, постоянно самообновляющаяся, открытая и, как показывает историческая практика, в том числе американская, идея (доктрина) внутренне противоречивая. Это в полной мере относится и к Соединенным Штатам Америки XIX века и последующего периода.

Алексис де Токвиль начинает свое описание заокеанской демократии с черты, поразившей его в США более всего и составлявшей, по его разумению, самую суть демократии. Но это не верховенство закона, не миссионистская одержимость и даже не свобода. Послушаем впечатлительного и мудрого француза: «Среди множества новых предметов и явлений, привлекших к себе мое внимание во время пребывания в Соединенных Штатах, сильнее всего я был поражен равенством условия существования людей. Я без труда установил то огромное влияние, которое оказывает это первостепенное обстоятельство на все течение общественной жизни. Придавая определенное направление общественному мнению и законам страны, оно заставляет тех, кто управляет ею, признавать совершенно новые нормы, а тех, кем управляют, вынуждает обретать особые навыки»