, понятие «демократия» вышло из-за его спины на передний план и обрело полновесное, полноценное, широкое звучание. Но происходило это постепенно. Интересные данные на сей счет приводит Р. Хэнсон в своей книге «Демократическое воображение в Америке», опубликованной в 1985 году[87]. За период с 1790 по 1850 год, пишет он, в США было зарегистрировано 170 газет, в названии которых встречаются слова республика, демократия или производные от них. На протяжении первого тридцатилетия – с 1790 по 1820 год только 16 из них (или 9 процентов) рискнули идентифицировать себя как демократические. На протяжении следующих тридцати лет, с 1820 по 1850-й картина меняется радикальным образом: теперь уже 101 газета (а это 63 процента) использует в своем названии слово «демократия».

Приведенные исторические факты – а их число можно было бы умножить – позволяют, как нам кажется, сделать, по меньшей три важных вывода общего характера. Из современной политической практики мы знаем, что можно много рассуждать о демократии, напичкать этим словом конституцию и другие документы и употреблять его к месту и ни к месту и при этом не только не развивать демократические институты, но отказываться от прежних демократических завоеваний. Американцы доказали, что можно на протяжении десятилетий фактически строить демократию, пусть и ограниченную, не только не рассуждая при этом о демократии, но даже отвергая этот концепт. Реальные формы демократического опыта оказываются сильнее и важнее политических спекуляций.

История становления демократии в США показала также, что даже в относительно благоприятных условиях строительство демократии носит процессуальный характер и может растягиваться на длительный период. Конечно, американцы были первопроходцами, и в современных условиях, когда можно воспользоваться опытом, накопленным другими странами, а социальное время течет быстрее, то, что прежде растягивалось на долгие десятилетия, может протекать в более сжатые сроки. Тем не менее сама идея постепенности и процессуальности сохраняет свою значимость: демократию наскоком не построишь – во всяком случае, реальную демократию.

И еще один вывод. Американские элиты, в руках которых всегда находилась если не вся реальная политическая власть, то «контрольный пакет властных акций», пошли по пути легитимизации демократии в стране, лишь твердо уверовав в то, что их власти ничего не угрожает. Но при этом важно иметь в виду, что демократизация американского общества шла рука об руку с демократизацией самих элит. В связи с этим можно высказать предположение, что степень развития демократии в той или иной стране зависит во многом от степени уверенности властвующих элит в том, что такое развитие не сопряжено с очевидными угрозами для их власти и от степени демократичности самих этих элит.

Чем же была демократия для американцев первой половины XIX века? Смысл этого слова, пишет Р. Гэбриел, раскрывался через два значения – «реалистическое» и «романтическое». «Реалистическая демократия была моделью поведения, которое включало [участие в работе] кокусов, оказание взаимных услуг [в политике] (log-rolling), борьбу отдельных людей за получение должности и соревнование в рамках той или иной части нации за достижение первенства… Романтическая демократия являла собой совокупность кластеров идей и идеалов, составлявших в целом национальную веру, которая хотя и не была признана таковой, имела силу государственной религии. Некоторые из этих идей были стары, как и классическая Греция, другие же новы, как американская нация. И хотя большинство идей были стары и завещаны традицией, конфигурация кластера была уникальной. Взятые вместе, они составляли, в буквальном смысле этого слова Американскую демократическую веру»