— Я? Постоянно пою! Я ведь являюсь безутешному влюблённому во снах и воспоминаниях. У нас страстный дуэт, и у каждого ещё соло, а потом у меня в конце большая ария, где я благословляю их любовь с новой невестой… Ах, неужели всего этого не будет?! — прима заразительно зарыдала. Девочки из хора тоже плакали, не таясь.

— Минутку. Где ваш реквизит для сцены отравления? Ёлкин, проверь бокал!

— Й-ааад! — уверенно сообщил кот-эксперт. — Волчья ягода с экстрактом мухомуррчика, для цвета.

— Тьфу-ты, ещё не легче, — вздохнула следовательница.

— Любимая, тебя хотели убить! — взвыл Аль-Бертик, и Оралинда полностью переместилась в его объятья, жалуясь на свою тяжкую долю великой певицы, которую никто не ценит.

— Охрана! Бокал стеречь, никому не расходиться. Мы спустимся на место преступления, глянем, что там. Огневед, за мной… Ещё момент. Я не большая поклонница оперы, но почему у вас в спектакле две сопрано — молодая и… великая? — увидев, как расширились от ужаса глаза примадонны и как в её груди раздувается, нагнетая жар обиды, мощная нота, следовательница быстро изменила конец вопроса.

— Так в этом всё и дело, что Зольвин в самом конце должна спеть фрагмент моей арии очень похоже. Тогда герой, опустошенный победой и концом мести, тянется к ней и обретает новый смысл жизни! И мой призрак, наконец, находит покой. У меня есть нижние ноты, почти как меццо, мой диапазон намного шире, в других ариях наши тембры не спутать, но… Да, два сопрано на одной сцене — это редкость.

— Можно сказать, творческий эксперимент, — поддержал директор. — Не напрягайся, Оралиндочка. Всё как-нибудь устроится… Ох, что я говорю… Но видишь, нам повезло хотя бы в том, что тебя не отравили! Этого только не хватало!

— Так ведь не отравили потому, что Антоша… А будь он был жив и приди вовремя? — Певица снова завыла, разжигая в себе ужас несостоявшейся угрозы. Поклонник и партнер утешали ее как могли. Следовательница улучила момент и покинула зал.

5. 5.

*****

Подсобные лабиринты под сценами театров почти не поддаются описанию. Темнее, неожиданнее и разветвлённее они только в каменном цирке или под большим фонтаном, особенно, если примыкают к подземным городским туннелям.

Но следовательница видела в темноте не хуже пушистого эксперта, только её глаза вспыхивали жёлтым, а у кота учёного — зелёным.

Огневед, натыкаясь на все углы, шёл за ними, присвечивая себе массивным амулетом-жаромером. Яга потребовала не зажигать фонарь. Следы заклятья и теней лучше искать, не добавляя искусственного света. Как есть, так и ладно. Когда впереди возникло лежащее тело, все трое отметили его слабое свечение — признак смерти от магического вмешательства.

— Угу, желтизной отдаёт, значится, не проклятье, не яд и не огнестрел. Тело не трогали? Ёлкин, проверь!

Кот внимательно обошел и обнюхал тело жертвы. Красавец тенор с почти идеальной фигурой (как известно, идеальная форма — шар) лежал лицом вниз, вытянув руки так, словно бежал, пытаясь кого-то поймать. Но споткнулся… и почему-то насмерть.

Следовательница вынула из рукава антенку, выдвинула ее коленца на всю длину и провела вдоль тела, сканируя все внешние и внутренние травмы. Когда погибший шевельнулся и плавно взлетел в воздух над полом, сохраняя ту же позу, позади охнул и перекрестился огневед.

— Никаких признаков огненного заклятья, Фламобор, — чуть иронично сообщила Ягда. — Глянь-ка, твои брызги огня на досках, но не на теле. И костюмчик у него целый. Только лицо перекошено от ужаса, а так весь целёхонек, ни царапины! С головой кое-что неладно, но, может, у него так и при жизни было?