Таким образом, к 1760 году Джозеф Карвен – самый настоящий изгой, подозреваемый в сделках с дьяволом и разного рода злодеяниях, тем паче жутких оттого, что никто не мог их обличить, описать и доказать. Последней каплей стала история с пропавшими в 1758-м солдатами. В марте и апреле того года два королевских полка, направлявшихся в Новую Францию, были временно расквартированы в Провиденсе, после чего из обоих стали убывать солдаты – в количестве, каковое едва ли выходило списать даже на разгоревшийся очаг дезертирства. Говаривали, будто Карвена часто видели беседующим с «красными мундирами»; и поскольку многие из них впоследствии бесследно исчезли, снова вспомнились и странные исчезновения матросов. Кто знает, чем бы обернулось дело, не получи те полки приказ двинуться дальше.
Тем временем благосостояние Карвена знай себе прирастало. Он фактически монопольно торговал в Провиденсе селитрой, черным перцем и корицей, стал вторым после Браунов завозчиком медной посуды, индигокармина, хлопка, шерсти, соли, снастей, железа, бумаги и разнообразных британских товаров. Почти всецело зависели от Карвена такие ушлые торговцы, как Джеймс Грин, владелец магазинчика «Слон» в Чепсайде, чета Расселов, содержавшая лавку у Большого моста под вывеской «Золотой Орел», и даже Кларк с Найтингейлом – хозяева харчевни «Жареная Рыбина» близ Нового Кофейного Дома. А связи с местными винокурами, молочниками, индейцами-коневодами и свечниками из Ньюпорта сделали отшельника с дурной славой одним из ведущих экспортеров колонии.
Хоть Карвен и слыл изгоем, все же он жил в обществе – поэтому, когда сгорело здание колониальной управы, он пожертвовал на постройку нового, до сих пор украшающего старую центральную улицу, весьма значительную сумму. В 1761 году он ссудил деньги управе на реставрацию Большого моста, разрушенного октябрьскими штормами, а для публичной библиотеки приобрел множество новых книг – на замену сгинувшим в пожаре в управе. В довершение делец учредил сбор средств, по итогам коего была вымощена булыжником рыночная площадь, а на Променадной улице были заделаны многочисленные ямы и пробоины и проложен, как бы утверждая правомочность названия, настоящий прогулочный променад. К этому времени Карвен уже переселился в пусть не отличающийся архитектурными изысками, но отмеченный достаточной роскошью новый дом с ионическими антами при входе. Когда в 1743 году ревнители Уайтфилда откололись от церкви доктора Коттона и основали свой храм во главе с дьяконом Сноу напротив Большого Моста, Карвен присоединился к ним – хотя ревностным прихожанином пробыл совсем недолго. Позже он снова начал демонстрировать набожность, очевидно, желая избавиться от падшей на него тени – сознавая, что, если не принять существенных мер, злые языки смогут немало навредить его репутации дельца.
Удивительно было наблюдать, как анемичный эксцентрик, переступивший рубеж столетия в маске мужчины средних лет, пытается отделаться от шлейфа народного страха и порочащих пересудов – настолько неопределенных, что сама их причина виделась укрытой мраком. Личное богатство и необходимость блюсти в обществе видимость приличий в конце концов оказались на стороне Карвена – его стали терпеть не в пример лучше, особенно после того, как перестали пропадать нанимаемые им матросы. К тому же он надлежащим образом скрывал свои кладбищенские мытарства – более на погостах его не заставали, и даже слух о жутких явлениях близ фермы в Потаксете сошел на нет. Его огромные траты на провиант и скот притом сохранились, и до недавнего времени, когда Чарльз Вард поднял счета и накладные Карвена из городских архивов, никому, кроме этого остервенелого в своем интересе юнца, не пришло в голову сопоставить поразительно большое число чернокожих рабов, которых Карвен доставлял из Гвинеи вплоть до 1766 года, с ничтожно малым количеством купчих бумаг, удостоверяющих продажу их работорговцам с Большого Моста или окрестным плантаторам. Умело сочетаемые находчивость и изворотливость – то были одни из главных качеств Джозефа Карвена, умело разыгрываемые им при необходимости.