Ее низкий бархатный голос приятно возбуждал. Когда-то Гриффин, не задумываясь, откликнулся бы на этот призыв. Но они уже давно не спали вместе. Всему виной была его внутренняя опустошенность, равно как и нежелание смешивать дела и удовольствие. Какой-то миг он всерьез раздумывал, не принять ли приглашение, точно зная, что Мэдлин будет рада и постарается доставить ему максимальное удовольствие. Но тут дала о себе знать темная неудовлетворенная часть его души, которая в последнее время тревожила его все чаще. Именно она заставила его отказаться от своей прежней жизни, попытаться найти свое место, самоутвердиться. Ему не надо было ничего говорить. Мэдлин всегда остро чувствовала его настроение и прочитала ответ на свое приглашение на его лице.

– Ну хорошо. – Она пожала плечами и при этом вовсе не выглядела разочарованной. – Впрочем, я так и думала. Знаешь, Гриффин, кажется, ты превращаешься в монаха. К нам и носа не кажешь. Надеюсь, ты не собираешься забраться на какую-нибудь ужасную гору в Шотландии или стать отшельником, поселившись в одном из поместий своего дяди. – Она скользнула взглядом по его сильной мускулистой фигуре. – Для женщин это будет большая потеря.

Гриффин довольно ухмыльнулся.

– Ты снова мне льстишь, хотя знаешь, что я нечувствителен к подобным речам.

Мэдлин уже открыла рот, чтобы ответить, но ее прервал громкий стук в дверь. Гриффин не успел ничего сказать – дверь распахнулась, и в комнату ворвался Том Дикон.

Гриффин вопросительно поднял брови. Конечно, его бизнес-менеджер был на несколько дюймов выше и на три стоуна тяжелее, но он был слишком хорошо воспитан, чтобы врываться в комнату без приглашения. А учитывая гримасу на его физиономии, не приходилось сомневаться: случилось нечто непредвиденное, сильно повлиявшее на, как правило, спокойного и невозмутимого мужчину.

Том резко остановился перед Гриффином, едва не наступив ему на носок туфли. Мэдлин благоразумно села, чтобы не оказаться зажатой между двумя мужчинами.

Кабинет Гриффина, из которого он управлял игорным «адом», располагавшимся в этой части Джермин-стрит, был небольшим. «Скряга» был закрыт лишь несколько месяцев назад, после чего здание снова стало жилым домом, но Гриффин не видел смысла переносить кабинет в более просторную комнату. Отсюда он мог видеть всех входящих и выходящих и переходить через небольшую удобно расположенную дверь в находящийся рядом бордель. Массивная фигура Тома заполнила комнату, и Гриффину даже показалось, что стены слегка сдвинулись. Вздохнув, он снова обошел стол и остановился в ожидании. Том никогда не отличался многословием, долго думал, прежде чем начать говорить, и торопить его было бесполезно. Но, понаблюдав несколько секунд, как у Тома дергается лицо, Гриффин потерял терпение:

– Мы будем стоять и глазеть друг на друга, как пара остолопов, или ты мне все-таки скажешь, что произошло?

У Тома активно задвигалась челюсть, словно он никак не мог прожевать жилистый кусок баранины, но в конце концов слова все-таки вырвались наружу.

– Это ребенок, – сообщил он. – Ребенок в холле.

Гриффин растерянно моргнул.

– Ребенок? – удивленно переспросил он. – В моем доме? Что он здесь делает?

Некоторые девушки, конечно, рожали детей – издержки профессии, – но он всегда отправлял их для этого подальше от Лондона. Дети никак не вписывались в такого рода бизнес.

Гриффин быстро шел – почти бежал – к входной двери.

– В одном ты можешь быть уверен, – сказал он через плечо едва поспевавшему за ним Тому. – Ребенок не мой. Я всегда проявляю осторожность в таких вещах. – Учитывая плохую наследственность – по отцовской линии, – он старался не производить на свет ублюдков.