Дело решил случай. Новый куратор, заменивший Летту, постоянно злился и орал на меня. Желая смягчить мужчину, я использовала чары как защиту, но всё сработало неправильно. Куратор набросился на меня, избил, едва не изнасиловал. К счастью, княгиня была неподалёку и прибежала на крики. Мужчину немедленно уволили - и Стрелецкий перепугался. Оценки в тот год мне поставили без экзаменов, как пострадавшей.

На четвёртом курсе Стрелецкий поставил ультиматум - либо тело, либо плати. В противном случае, я рисковала не сдать один из профильных экзаменов. Декан терпел меня только ради жены, и любая жалоба грозила стать фатальной. Два года я выбирала деньги. Судя по сумме, озвученной неделю назад, у Стрелецкого кончилось терпение.

Я могла бы пожаловаться, но мастер учитывал такой риск. Он просто говорил, что условия прежние, и показывал цифры в виде нормативов и графиков. Увы, подобные эпизоды были весьма размытым доказательством, а "записывать" память раньше я не умела.

К тому же, Стрелецкий соглашался на деньги. Верданскому, например, даже предлагать взятку было опасно!..

С даром я, кстати, разобралась. Без контроля мои природные чары могли и вызвать симпатию, и в разы усилить страсть. Будучи подростком, я хаотично применяла дар, не задумываясь. Проблема в том, что мужчины, которые хотели меня без чар, сходили с ума от добавочной магии. Получался замкнутый круг - чем больше я боялась, тем больше усиливала их агрессию.

Но эта беда осталась в прошлом.

- Курс, стройся! По кафедрам! - пролетел по залу зычный голос Стрелецкого. Очнувшись, я поспешила за Сияной.

Группа наблюдателей состояла из пяти человек: меня, Сияны, Анисьи, педанта-отличника Ворона и его антипода Леся. После ухода Летты нас привязали к юридической кафедре, но стояли мы всё равно отдельно. И юристы на нас кривились, и профиль обучения отличался.

Факультеты академии связывали дар язычника с будущей профессией. По порядку престижности: военно-стратегический, полицейско-правовой, лекарский, ремесленный и аграрный. Разумеется, при выборе факультета дар учитывался, но не всегда. На боевые факультеты шли посвящённые богам-стихийникам: Сварогу, Дажьбогу, Моране, Перуну... Моей же богиней была Мокошь - богиня судеб, прядильщица, насмешница.

А мокошницы боевого дара практически не имели.

Подруга ободряюще сжала мою руку.

Помучив нас строевой подготовкой, Стрелецкий перешёл к объявлениям. Он что-то вдохновенно вещал по практике, но я не слушала. Мой взгляд, как зачарованный, всё возвращался к Верданскому.

Сцепив руки за спиной, наставник молча изучал нас. Он держался наравне со Стрелецким - не дёргался, не мямлил, вставляя свои ремарки, и не смущался от кокетливых улыбок. Верданский будто полжизни преподавал в академии! Его спокойный, собранный вид внушал даже какое-то уважение.

Ни одной сальной ухмылки. По мне он мазнул глазами, почти не задержавшись. Глаза, кстати, были красивые. Яркие, голубые и холодные, как горное озеро.

Ещё я обнаружила, что наш новый мастер высокий, светлокожий, и волосы у него убраны в короткий хвостик. В отличие от Стрелецкого, щеголявшего в чёрной рубахе-разлетайке и широких штанах, Верданский не изменил привычной одежде. Он был в белой рубашке, рукава которой закатал до локтей, сером жилете поверх и тёмных брюках.

Надо признать, у Данаи и девочек с младших курсов губа не дура. В кабинете Ночинского я, испугавшись, не слишком хорошо его рассмотрела, а сейчас оценила. Было в Верданском что-то эдакое, цепляющее. Стрелецкий, например, нравился женщинам постарше - я знала двух наставниц, которые вздыхали по его грубости, фривольности и крепкому телу. Но меня от такого общения передёргивало, как и многих студенток. А вот Верданский... На него невозможно было не обратить внимание. Наверное, причиной тому - сила и власть древнего языческого рода, которая неосознанно манила нас.