Я знала, что моя девочка ещё не спит, раньше двенадцати она не ложиться. Она всегда ждала меня и хотела засыпать только со мной и медвежонком Бу.

— Что тебе нужно? — в трубке раздаётся разъярённое шипение.

— Это мама? — следует за вопросом всхлип, и детский голосок заходится в рыдании, режа острым лезвием по материнскому сердцу. — Я хочу к маме!

Поднимаюсь на ноги. Пальцы выпиваются в корпус телефона. Пытаюсь сдержать порыв, чтобы не раскрошить гаджет.

— Надя уложи девочку.

Детский плач затихает затем, после дверного хлопка, вовсе сходит на нет.

— Довольна? — рычит бывшая свекровь, — и чего ты этим добилась?

— Что вы делаете с моим ребёнком? — рычу в ответ. — Диана не ложится так рано спать, вы понимаете, что этим вредите ей? Она хочет ко мне! Вы подумали, о ее психике?

— Я исправляю твои ошибки! — беспристрастно заявляет мне.

Серьезно? Мои ошибки? Вот же змея!

— Вы свои ошибки исправьте и займитесь наконец-то СВОИМ сыном! Нечего экспериментировать на моей дочери! Как показывает опыт, ваше воспитание далеко от идеала!

— Ты все сказала? А теперь я скажу: встретимся в суде! И имей в виду, этот разговор записывается.

— Да? — горько улыбаюсь. — Надеюсь, там записалось, как Диана плачет и хочет ко мне.

На той стороне послышались короткие гудки.

— Сука! — со всей дури швыряю телефон о стену и тут же кидаюсь к нему.

Черт возьми... это же единственный способ связи с дочкой.

Беру в руки гаджет и кручу в пальцах: корпус треснул, а по стеклу расползлась паутинка. Нажимаю кнопку разблокировки. Сенсор реагирует с перебоем.

И на этом спасибо.

До глубокой ночи я не могла уснуть. Сидела на подоконнике, считала фонари, допивала давно остывший чай. Принимала решение, которое могло дорого мне обойтись. Но разве хуже чем сейчас может быть?

Уснула около четырёх утра в обнимку с Бу. Вдыхая еле уловимый запах дочери, становилось чуточку спокойнее.

7. 7

— И что ты собираешься с этим делать? — Ира стучит серебристой ложкой по дну белой чашки.

Звон настолько громкий, что голова сейчас просто взорвется. Я проспала всего четыре часа и поэтому, беспрерывный поток мыслей, пропитанный раздражённостью, заставляет мою голову реагировать на любой звук или шум болевыми спазмами.

Сестра вытащила меня в людное место, боясь, что в четырёх стенах, где все напоминает о дочке, я сойду с ума намного быстрее. Признаться честно, в людном месте мне не легче. Ведь невозможно сбежать от себя и от своих мыслей.

— Я не знаю... — устало выдохнула. — Этот чертов Мирослав, виноват во всех моих бедах, так пусть он и отвечает.

— Ты пойдёшь, и так просто скажешь ему об этом? То есть сдалась?

Сдалась.

Наверное, сдалась. Приняла неизбежное. Он пообещал вернуть мне дочь. Не знаю, держит ли слово этот цивилизованный зверь или нет, но я в отчаянье. На данный момент не вижу другого выхода. В конце концов, я хочу услышать, зачем я нужна ему и на каких условиях.

— Зачем ты привела меня в это дорогое кафе? — не желаю говорить больше об этом. Оглядываюсь вокруг и только сейчас понимаю, что мы находимся в Глубоко. Пафосно, дорого и мерзко.

Совсем недавно хозяин открыл новый зал, в котором, собственно говоря, мы и сидели. Раньше это место больше походило на ночной клуб в подвале, а сейчас, после открытия первого этажа с панорамными окнами и видом на центральную улицу, это место стало пользоваться популярностью и в свете дня.

— Есть повод! — старшая сестра заметно расслабляется и расплывается в улыбке. — Ты когда-нибудь слышала о журнале «Entro»? Журнал о фотографах и художниках.

— Нет, — опускаю глаза на белоснежный ободок чашки, который замазан моей ярко-красной помадой. — Ты же знаешь, я по другой части.