По правде, суть вопроса до меня доходит запоздало. Голова гудит. От голода болит уже все на свете. Он же про наркотики, очнись, дура!

Все же надо было мне в театральный поступать, применяла бы всякие актерские техники, а так… импровизирую просто на ходу, и это здорово выматывает. Мне надо помнить о том, что надо говорить и чего не надо. И не мешать это все в одну тарелку.

Не могу собраться. Чувствую себя насекомым. Мы из разных миров и вообще не должны были пересекаться.

– А… это. Хм, нет. Ничего такого. Просто не пообедала.

И не завтракала, точнее, но Крутому об этом знать не обязательно. Вот не надо было мне на те столы их накрытые со вкусностями смотреть. Аж дурно теперь.

Едва стою на ногах, слабость что-то ужасная, и Савелий Романович что-то не очень хорошо смотрит на меня.

Сцепил зубы, свел брови, отчего у него на лбу морщины появились. Невольно улавливаю запах его парфюма… или это одеколон? Не разбираюсь, но от этого аромата еще сильнее кружится голова. И так хочется понять, что это за запах. Я такого ни разу в жизни не слышала.

Чувствую, что я сдаю, он слишком сильный. Для меня. Лично.

Рядом с Крутым я выкручена до предела, на максимумах просто, потому что у него очень мощная энергетика и мне физически сложно быть с ним рядом и хоть как-то держать удар.

– Все нормально у меня, и еще: я особь женского пола. Я тоже женщина. Так, чтоб вы знали.

Гордо задираю подбородок, а Савелий Романович молчит. Хоть бы не пристрелил. Мама.

Вижу, как у Крутого заиграли желваки на скулах, он прищурился, посмотрел на меня с ног до головы. Нет, доверием тут и не пахнет. Смотрит как на щенка с улицы. Никакого сожаления тоже нет. Ему об этом не известно.

– Долг за тобой, и ты будешь его отрабатывать. Сбежишь – я найду тебя, и поедешь в путешествие на окружную. Приступай и запомни одно правило, девочка: проявляй уважение к старшим. Всегда.

Мои умозаключения про женщину, похоже, ему до лампочки, и, как назло, меня пошатывает в этот момент, все плывет перед глазами.

Я сильно перенервничала и на голодный желудок не рассчитала свои силы, от страха меня повело.

– Твою мать!

– Эй, вы что?

Чувствую, как меня взяли под руку, повели как овечку на убой. Крутой чуть ли не за шкирку вытаскивает меня из ВИП-комнаты, тогда как я иду, едва переставляя ноги.

Как пьяная почему-то стала. Он, точно вампир, высосал из меня все соки. Голова кружится, куда я попала, мама…

– Я пойду.

– Стоять! – гаркнул, как бойцовский пес, я тут же заткнулась, притихла: помирать – так с честью, но нет. Над ухом слышу громкий басистый голос Савелия Романовича на весь зал: – Вера, покорми ее чем-нибудь! Быстро!

Хотя бы “ее” уже, а не “это” – прогресс.

Савелий Романович усаживает меня за один из столиков и уходит. После него остается тот самый шлейф из смеси парфюма и дорогих сигарет, а я хватаю воздух сухими губами, понимая, что влезла в очень опасную игру, правил которой на самом деле не знаю.

Я просто должна. У меня нет выбора, его не существует, но первый шаг я уже сделала – меня оставили в клубе. Я близко к Крутому, а значит, смогу работать.

На самом деле я не бежала ни в какой дом. У меня в этом городе вообще нет дома, только комната в общаге, и то по факту не моя. Водителя той девятки я видела пару раз. Он актер, и это все была постанова.

Все, кроме моих разбитых коленок. Водитель должен был притормозить не так резко, чтобы я свалилась Крутому едва ли не под колеса. Зато получилось очень реалистично. Все поверили. Куколка пережила удар.

Мне сказали так сделать, привлечь внимание главаря “Прайда”, создать ему проблему, и, похоже, у меня получилось. Теперь проблемы у меня тоже имеются, и, кажется, очень серьезные.