И мелодика стиха, которая до сих пор звучит в ушах.

А «Некрасивая девочка» Н. Заболоцкого:

Я благодарна отцу за эти смысловые акценты, на которые он обращал мое внимание.

Каждый год я ходила на костры к Корнею Ивановичу Чуковскому на его переделкинскую дачу. Дивное это было событие для всех детей округи – и писательских, и деревенских. За вход надо было принести десять шишек. Там было положено, чтобы дети читали стихи. Ну, разумеется, кто мог и хотел. Обычно дети читали стихи сообразно возрасту. А я перед очередным костром прихожу к папе, а он мне говорит: «А прочти пушкинский "Обвал"». Я еще совсем маленькая. Даже в школу еще не хожу. Роста незначительного, с низким голосом, которого я очень стесняюсь. И он мне читает это стихотворение. И я выучиваю наизусть с его голоса. Иду на костер. И произношу при Корнее Ивановиче, именитых его гостях и огромном стечении народа:

И от такого несоответствия внешнего облика маленького заморыша и громогласного стихотворения Пушкина, выученного с интонациями Андроникова, имею большой успех.

Помню ощущения от многократного прослушивания и увлекательного рассказа отца о том, как они работали со Львом Алексеевичем Шиловым, собирая и составляя первую пластинку «Говорят писатели» с неизвестными в те годы звукозаписями голосов известных писателей, чьи образы были знакомы по фотографиям, но вместе с голосами обретали более объемные черты. Пластинка была издана на фирме «Мелодия» с папиными комментариями. Он так был этим увлечен, что постоянно дома сам произносил тексты Есенина, Багрицкого, Бунина, Маяковского, записанные на пластинке. И ты тут же мог сравнить оригинал и отцовскую интерпретацию. А я опять со слуха старалась запомнить слова и интонации.

Разве можно забыть, как в моей более взрослой жизни, когда я находилась в большой грусти по серьезным поводам, он терпеливо и подолгу говорил со мной, и ситуация, которая казалась ужасной, вдруг начинала восприниматься не так остро. И возникала спокойная уверенность, что ты справишься.

Вообще он не жалел времени на разговоры, которые были дороги еще и потому, что он общался со мной как со взрослым и достойным человеком. А сколько было придумано отцом шутливых игр, наполненных целым миром людей и животных, у каждого из которых была биография и от имени которых мы разыгрывали между собой разные сюжеты. Это было сказочно интересно. И мы с папой существовали в этом вымышленном пространстве абсолютно органично.

Разве можно забыть, как он заразительно смеялся? Да не просто смеялся, а хохотал. Выясняется, что по нынешним временам это редкое качество. У него было дивное чувство юмора и абсолютное чутье на чужой юмор, только хороший. И конечно же самоирония. Хотя… это были важные, но далеко не единственные качества его характера. Теперь я почему-то люблю грустные и сосредоточенные фотографии отца, в них – серьезность и обращенность внутрь себя. Наверное, потому что он был не только веселым и легким, но поразительно глубоким человеком.

Прошла жизнь, а я не могу забыть, как мне с ним было хорошо. Вспоминаю, и хочется чувствовать себя по-прежнему маленькой и беззащитной.

Папа был абсолютно вне бытовой жизни. И ничего не умел делать по дому. Он даже не очень хорошо представлял себе, как согреть чайник. Это я теперь понимаю, как мама, которая взвалила на себя все проблемы, оберегала его от всего, к чему он вообще не был приспособлен.