Раньше папа был против этого, а я до сих пор не понимаю, почему. Что плохого в том, чтобы фотографировать счастье людей и зарабатывать на этом? Снова вспоминаю родителей, и в душе шевелится чувство вины, которому я не позволяла высовываться эти последние дни, да и жизнь рядом со Святом не давала задумываться над этим.

Достаю телефон из заднего кармана джинсов и набираю номер мамы.

– Ева! – мама отвечает почти сразу же. – Дочка, где ты? С тобой всё в порядке?

– Привет, мам, – в глазах собираются предательские слёзы. Как бы меня не раздражал их контроль, доходящий порой до абсурда, я скучала. – Всё хорошо.

– Ты сейчас одна? – мама явно нервничает.

– Мы с Нелли ходили гулять в парк и фотографироваться, – быстро проговариваю, чтобы мама не начала паниковать. – У меня всё замечательно, без всяких происшествий.

– Хорошо, – облегчённо выдыхает. – Когда ты вернёшься домой?

– Через неделю примерно, – уклончиво отвечаю. Я и сама пока не знаю, сколько мы с Черкасовым ещё будем изображать пару.

– Может, пораньше? – осторожно интересуется мама. – Папа в ярости, и чем дольше ты отсутствуешь, тем он больше злится.

– Успокой его, пожалуйста, – тихо проговариваю, – я не сделаю ничего такого, что заставит его краснеть за дочь. На счёт этого можете быть спокойны.

– Мы просто переживаем за тебя, – вздыхает мама в трубку. – Очень.

– Я знаю, мам, только мне уже не четырнадцать, и я не смогу всю жизнь быть рядом и делать только то, что считаете правильным вы, – стараюсь не заводиться и ненароком не нагрубить. – Я живу. Я просто живу, мам.

– Хорошо, дочь, – произносит, и я представляю, что она поджимает губы, как и каждый раз, называя меня “дочь”, когда начинает раздражаться.

– Мне пора, мам, – хочу побыстрее закончить этот разговор. – Передавай папе привет.

Кладу трубку и, остановившись, закрываю глаза, с шумом выдыхая воздух, а вместе с ним и напряжение, которое сковывало меня последние несколько минут. Пока ничего не изменилось, отношение ко мне осталось тем же, и по возвращении мне явно каждый раз будет упоминаться это своеволие. Мой маленький бунт пока не дал тех результатов, на которые я рассчитывала.

Подхожу к подъезду дома Черкасова, и моё сердце ухает вниз. Ася. Снова на скамейке, снова ждёт. Нет, это уже явно отклонение психики. Прибавляю шаг, решая пройти мимо, словно я её не заметила.

– Ева? – окрикивает меня, когда я почти подхожу к двери подъезда.

Резко останавливаюсь и оборачиваюсь на голос. Ася, встав со скамейки, подходит ко мне почти вплотную.

– Я вас слушаю, Ася, – спокойным тоном говорю, хотя у самой коленки подгибаются от страха. Её взгляд, будто нож, разрезает меня пополам, словно она мысленно уже расчленила меня, упаковала в пакет и сбросила в реку с моста.

– Вы со Святом никогда не будете вместе, – произносит сквозь зубы, подавшись вперёд. – Я не верю в ваши чувства, их нет. У него никогда не было отношений. И тебе не светит. А я подожду. Я терпеливая, – говорит холодно, с расстановкой, сузив глаза. – Ты мне не соперница. Не уйдёшь сама – тебе же хуже, – разворачивается и быстро уходит в сторону автобусной остановки.

А я стою и смотрю ей вслед, не в силах пошевелиться. В её взгляде столько решительности, в словах столько уверенности, что мне становится жутко. А в голове настойчиво бьётся лишь одна мысль – на что я подписалась?

20. Глава 19

Свят

Когда Ева уходит, решаю заняться тем, чего ждут от меня уже пару недель – написанием нового трека. Отключаю звук телефона, чтобы ничего не мешало, беру свою любимую акустическую гитару, блокнот с ручкой, медиатор и устраиваюсь у кровати на полу.