— А кончила, когда он тебя ласкал?

— Нет.

— Неужели было неприятно.

Никогда не признаюсь, что стонала и кончала, выкрикивая его имя. Это было порочно, неправильно, но очень сладко. Тело до сих пор помнит его прикосновения и при любом напоминании отзывается сладкой истомой.

Я ненавижу себя и Зевса за то, что чувствую и возбуждаюсь от его ласк. Я неправильная. Так не должно быть. Мерзость.

— Маша, — дергает меня за руку подруга. — Ты чего не отвечаешь?

— Извини, задумалась. Что ты спросила?

— Отработай завтра за меня смену в клубе, а я на свидание сбегаю.

— Конечно, хоть часть долга тебе отдам.

***

На следующий день по дороге в клинику постоянно оборачиваюсь. Слежки вроде нет. В течение дня выглядываю из окна и наблюдаю за подозрительными машинами, вздрагивала от каждого шороха. Так и свихнуться можно. Пытаюсь переключиться на позитивные мысли, но почему-то в голову лезут воспоминания о моем визите к Зевсу. И как по щелчку, тело начинает ныть от напряжения, а пульсирующая плоть требует разрядки.

Вечером, как и просила Олеся, еду в клуб, чтобы ее заменить. Раньше я работала вместе с ней официанткой в этом заведении, пока не устроилась медсестрой.

Через час с непривычки я не чувствую ног, а гости все прибывают. Мне в нагрузку дают еще и вип-ложе. Никогда не нравилось их обслуживать, потому что там всегда собирались наглые зажравшиеся мужики, которые официанток за людей не считают.

Поднявшись на второй этаж, толкаю дверь в комнату и морщусь от табачного дыма. У нас запрещено курить, но, видимо, этим гостям закон не писан. Не удивительно, ведь во главе стола восседает Зевс и встречает меня недобрым взглядом.

11. Глава 11

Поднос дрожит в руках. Как бы все не уронить. В комнате много пьяных людей. Девицы, заливисто смеющиеся и бандитского вида мужики. Накурено, аж глаза режет. Во главе стола, который ломится от еды, сидит Зевс. Вальяжно покуривая сигарету, он смотрит, как я расставляю новые блюда.

От его пристального взгляда боюсь сделать что-нибудь не так. Если нажалуются боссу, то подставлю Олеську, поэтому сцепив зубы и дрожа от страха, стараюсь выполнить свою работу безукоризненно. Когда мне надо заменить тарелку у Зевса, я подхожу на ватных ногах к нему ближе, попадая в облако терпкого пьянящего аромата. Кожа мгновенно реагирует покалыванием.

Позволяю себе на секундочку перевести взгляд на него и, как назло, в этот момент он тоже на меня смотрит. Попадаю в плен его черных глаз, которые пробирают своим блеском до самого сердца. Мои эмоции выдают дрожащие губы. Как бы я ни старалась выглядеть сильной, у меня это плохо получается.

Сейчас Алиев выглядит еще привлекательнее и мужественнее. Но красота у него обманчивая, холодная и бездушная. Он, как ядовитое растение, жалит меня и забирает жизнь по капле.

Застыв в немой нерешительности, не понимаю, что предпримет Зевс и каким будет его следующий шаг. Все-таки ему очень подходит прозвище. Самый сильный и главный. Тело, как у древнегреческого бога. Каждая мышца бугрится в свете софитов. Из глаз летят молнии, и почему-то в мою сторону. Теперь-то в чем я перед ним провинилась?

— Ай, — отшатываюсь, и поднос летит на пол. Глядя на разбитую посуду, хочется реветь, не сдерживая слез. Это было последней каплей.

— Ты чего такая пугливая? Я же только за задницу ущипнул, — возмущается толстяк, сидящий рядом.

Его слова смешиваются с общим шумом. Мне становится плевать, даже не слушаю пошлые шуточки в мою сторону остальных бандитов. В миг меня покидают силы.

— Вышли все, — твердый спокойный тон сразу же выделяется на фоне остальных голосов. Наступает зловещая тишина, на мгновение мне кажется, что я оглохла.