При слове «обратно» он сделал лихой вираж. Приходько, завалившись, чуть не выдавил дверцу машины. Обратный вираж мгновенно вернул его к исходной позиции.

Казаков, схватившись одной рукой за спинку сиденья, другой размахивал в воздухе.

– На дорогу смотри, – выкрикнул он, – людей везешь, убийца! Разобьешь – в тюрьму посадят.

– Вот это и есть – туда, – флегматично буркнул водитель, – только тебе это будет уже все равно, – добавил он и выплюнул в окно изжеванный окурок.

«Да, дорога здесь не для нервных», – подумал Приходько.

– Верно, много денег везешь, – начал опять водитель и подмигнул Приходько в зеркало. – С мошной – они все пугливые. Наш брат, шофер, этот факт давно заметил.

– Вот напишу твоему начальству, – Казаков постучал пальцем по табличке с указателем адреса и телефона таксопарка, – что ты смотришь не на дорогу, а в карман пассажиру.

Приходько с удовольствием следил за перепалкой. «А вот и не напишешь, – думал он, разглядывая на свет перепончатое ухо Казакова. – Такие крикуны не пишут».

Видимо, водитель был такого же мнения, так как независимо сказал:

– Пиши, дорогой. У нас писателей народ уважает, – и демонстративно отвернулся.

Начинался город.

– Вот он, лучший из курортов нашей Родины, – голосом уличного зазывалы начал излагать оживившийся опять водитель. – Чудеснейший город! Мало публики, уединение, тишина. Кафе и рестораны всегда готовы обслуживать вас.

Приходько видел в зеркале довольное лицо.

– …Благоустроенный пляж, скучающие красавицы… Куда подавать? – шофер прервал себя на полуслове.

Такси, увертываясь от лениво фланирующих отдыхающих, настойчиво пробивалось к центру города.

Приходько перегнулся через спинку и спросил:

– Вас куда, Игорь Львович? Лично я в «Приморскую».

Шахов вышел на балкон гостиницы и осторожно взмахнул руками. После вчерашней гимнастики тело побаливало, и Шахов, ругаясь и кряхтя, начал разогреваться.

«Сто пятьдесят какая-то последняя попытка начать новую жизнь», – думал он, размахивая руками. В успех задуманного он сам не верил. Неделя, ну две – на большее его не хватит. Потом появятся объективные причины, исключающие гимнастику, и все его мечты разлетятся в прах.

Много лет назад, когда его увлечением стал бокс, однажды на тренировке Шахов услыхал за своей спиной реплику:

– Способный лодырь. Ну, ничего, узнает, что на ринге бьют не только по самолюбию, на том и закончит.

Тогда он страшно разозлился. Проявлял чудеса работоспособности. Хотел доказать всем, а прежде всего самому себе, на что он способен. Однако многого не добился. Победы были, но дальше второго разряда Шахов не пошел. Многие его приятели стали мастерами, добились известности на всесоюзном, а затем и на международном ринге. А он скоро начал жалеть себя, каждый раз находя веские оправдания. То причиной пропуска тренировки была девушка – неудобно же появляться у нее с разбитым носом, то страхи матери, то еще что-нибудь в таком же роде. И тогда, и тем более сейчас он знал, что основной причиной была лень. Настоящий бокс требует работы – работы и самоограничений. А в те годы он не очень любил работать и слишком любил себя.

Но одиннадцать лет, проведенных на ринге, научили его многому. Кулаки противников приучили его уважать любого соперника, каким бы слабым и беспомощным он ни казался. «Только лежащий не страшен», «Даже в самой выгодной ситуации можно проиграть» – эти первые заповеди ринга Шахов взял на вооружение, несколько переделав их на свой лад.