– Волк? – переспросил он, нервно дрогнув губами, и, покосившись на невозмутимую вороную у стены, чуть свел брови, сдержав удивление. – Странно.

– Чего странного-то, – довольно неучтиво огрызнулся крестьянин. – Зашел и сожрал!

– Он их не тронул, – тихо возразил Вольф, проходящий мимо с каким-то коробом в обнимку, и приостановился, потерянно глядя под ноги. – Разодрал глотки и бросил – ни одна туша не объедена…

– Молчал бы! – прикрикнул крестьянин зло. – Если б ты свою работу делал, как надо!..

– Я запер дверь, – обессиленно, уже не повышая голоса, возразил Вольф и, подхватив короб поудобнее, ушел на кухню.

– Врешь, – самому себе под нос пробормотал крестьянин убежденно, и вокруг вновь зависла тишина.

Когда вороную, уже совершенно спокойную, точно памятник лошадиному роду, увели прочь, и в зале вновь собрались все участники этого странного ночного действа, на Ван Алена устремились вопрошающие, взыскательные взгляды, и молчание стало вовсе непроницаемым, словно болотная вода.

– Так что ж, – наконец, переспросил Велле нетерпеливо. – Вы сказали, что волк сам вошел…

– Это в запертую-то конюшню? – снова вскинулся крестьянин. – Увильнуть желаешь? Когда все это кончится – учти, ты у меня по судам набегаешься, как кроль по полю!

– Я возмещу все ваши убытки, если Вольф и впрямь виноват, однако, когда он говорит, что сделал все, как дулжно, я ему верю.

– И правильно, – негромко согласился Ван Ален. – Волк вошел сам, это верно; потому что это не волк. Спроси у своего сына, много ли он видел таких зверей.

– Это было какое-то чудище, – чуть слышно отозвался Вольф, когда все взгляды сместились на него. – Огромный… И не только в этом дело; в нем все не так.

– Подобные твари бегали по земле, быть может, когда Господь лишь создал ее, – продолжил наемник, бросив взгляд в мутное окно. – По крайней мере, некоторые так полагают; я не знаю. Говорят, Потоп уничтожил их, потому что Ной не взял их в свой ковчег – в них была темная искра Сатаны. Теперь Сатана наделяет людей неупокоенным духом давно погибших тварей…

– С богословской составляющей все ясно, – нетерпеливо заметил рыцарь. – Можно теперь по существу?

– Это вервольф, – пояснил наемник коротко.

– Что за бред! – уверенно возразил крестьянин, и Ван Ален вздохнул.

– Спросите у него, – кивнув на Курта, отозвался он. – Он стрелял в эту тварь, а тот лишь встряхнулся и удрал с арбалетной стрелой в сердце.

– О, Господи… – проронила женщина потерянно, и тишина разрушилась голосами, заговорившими разом.

– Стрела стальная, – продолжил Ван Ален, – и повредить ему не может. Остановит, вынудит отступить, но такая рана затянется довольно скоро и просто. И он нападет снова.

– Нападет снова? – нахмурился до сих пор молчащий парень. – Зачем? Что ему надо?

– Тебя, дружок, – невесело усмехнулся наемник. – Меня. Нас всех. Мы – мясо. Лошадей у нас теперь нет, вокруг метель, мы никуда не денемся, и рано или поздно он нас достанет. Ну, он так думает.

– Думает? Эти твари умеют думать? Это ж зверь!

– Это человек. И если он достаточно взрослый, в зверином облике сохраняет вполне здравый рассудок.

– Какой запас сведений, – разомкнул, наконец, губы Курт, и Ван Ален, обернувшись к нему, передернул плечами:

– Работа такая. Когда много странствуешь, когда говоришь с людьми, когда самому приходится темной ночью в глухом лесу… Чего только не услышишь и не увидишь. А ты, кстати, молодец. Не растерялся.

– Меня больше интересует тот факт, что не растерялся ты, – возразил Курт и, когда наемник непонимающе нахмурился, кивнул на его руку: – Занятный у тебя меч. Цвет полотна любопытный. Позволь взглянуть?