Его истинный — просто человеческий облик — стерся из памяти.

Но ошибиться Ева не могла.

…На самом деле обладатель зловещего плаща и холодных рук был мужчиной чуть выше среднего роста. Средних лет — в прежде темных волосах пробивалась седина, а худое острое лицо уже пробороздили резкие морщины. Стройный, почти худой, то что называется «жилистого телосложения». С хищным лицом, отличавшимся орлиным носом, остро изломленными бровями, режущим взглядом холодных серых глаз…

Они встретились взглядами. Молча, на долю секунды. И Ева уловила его обычную издевательскую насмешку.

Он пришел за ней, как хозяин. Просто взял и пришел. Нашел способ приблизиться к Еве легально.

Она понятия не имела, как ему это удалось. Может, наложил на принца заклятие подчинения. Не сильное, а такое, чтоб никто никогда не заметил. И за непродолжительное время его воздействия внушил принцу знания о своей поддельной личности «господина Сурме».

Он вообще любил игры с заклятием подчинения… Что когда-то и дало Еве возможность сбежать. Ведь наложение этого заклятья требует некоторого времени.

Конечно, вряд ли он заберет ее при принце. Но… Тысяча мыслей пронеслась у Евы голове за мгновения, что он издевательски глядел на нее. А в глазах читалось: «Ну вот я и пришел, детка. Теперь все будет, как прежде — по-моему».

Он будет знать, в каком доме она живет, у него наверняка будут ключи или магия, чтобы открыть любую дверь…

Первая же ночь в чужом особняке — и он явится по ее душу. А она будет мечтать умереть, только чтобы не переживать эти мгновения. Не терпеть этот невыразимый ужас.

Или она умрет раньше — просто из-за его присутствия… Она не вынесет сидеть с ним в одной карете, дышать одним воздухом. Даже если рядом будет принц Бормиас!

Но как предотвратить это все?

Организм Евы сработал лучше, чем разум.

Словно бы нащупал одно-единственное верное решение, пока хозяйка металась в потоке панических мыслей.

Мгновение — и Ева совсем побледнела, пошатнулась, перед глазами потемнело.

Сквозь шум в ушах и подкатывающую тошноту, она ощутила сильные руки Бормиаса, как он опускает ее в кресло.

— Ева, милая девочка, что с вами?!

— Мне плохо… Матер Бормиас, прошу вас, пусть господин Сурме уйдет… Пусть чужой человек уйдет…

— Врача! Быстро! — услышала Ева. А вслед за этим прозвучало вежливое, но властное: — Сурме, простите. Боюсь, маркизе нужен покой. Дела подождут. Я вас вызову, если потребуется.

А дальше… Видимо, он ушел. Молча. Вероятно — с подчеркнуто-вежливым сухим кивком.

Прежде, чем вырубиться по-настоящему, Ева ощутила облегчение. В комнате стало легко дышаться, воздух очистился от его густого, пугающего присутствия.

Они не обмолвились даже парой слов, но болезненные последствия для здоровья Евы были самыми настоящими.