Привитая с детства любовь к театру привела меня в институт на сценариста, а после и сюда. Только вот пик популярности давно схлынул, оставляя после себя жалкие крохи. Меня от побега в более крупный город удерживала лишь память о бабушке, которая погибла несколько лет назад.

Теперь же, после предательства подруги, я твёрдо решила уехать. Эта постановка стала последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Разогнувшись, я слабо скривилась от ноющей боли в спине. Рукой нашарила на столе выключатель светильника, надавливая на крохотный кружочек. С первого раза ничего не получилось, поэтому я настойчиво попробовала ещё несколько раз. В этот момент по ушам ударила новая порция современной музыки, отскакивая от задрожавших стен.

Боль пронзила всё тело, расходясь волнами от кончика пальца до самого сердца. Разряд электричества потёк по моим венам вместо крови, сотрясая тело. Мир вспыхнул сотней искр, чтобы стремительно погрузиться в кромешную тьму. Последнее, что я запомнила, был аромат жжёной проводки.

«Даже театр оказался слаб, перед новыми постановками, – рассеянно подумалось мне, несмотря на боль во всём теле. – Эх, а я бы не отказалась сейчас увидеть настоящее Лебединое озеро… Напоследок…»

Пробуждение давалось тяжело, я тонула во тьме и не могла сделать ни единого вздоха. Казалось, в этом месте не существовал воздух, лишь вязкая субстанция, мало напоминающая знакомые мне вещи. Боль отступила, оставив лишь сковывающий мороз. Он просачивался сквозь кожу, царапая кости и замораживая кровь.

Свет, неясной мелькающей точкой, замерцал впереди. Я изо всех сил рванула к нему, ощущая, как тяжёлое и неподатливое тело тянет меня назад. Сопротивляясь, не щадя собственного тела, упорно продолжала тянуться к свету. Наконец, мир перед глазами резко сорвался с места, размашисто закидывая меня в ослепительно вспыхнувшую точку.

Закричав, я резко села. Сердце лихорадочно стучало в груди, а сиплое дыхание срывалось с потрескавшихся губ. Хватая ртов драгоценный воздух, я никак не могла прийти в себя. Зрение отказывалось показывать чёткую картинку, словно я смотрела на мир сквозь мыльный пузырь. Подрагивающий, прыгающий из стороны в сторону, и до ужаса мутный.

– Одетта! Милая моя! – встревоженно раздался рядом женский голос, а спустя всего мгновенье меня заключили в крепкие объятия. – Ты очнулась!

– Кха-кха, – я закашлялась, не в силах произнести ни звука.

«Одетта? Что за бред?» – лихорадочно прокручивались мысли в голове, пока я пыталась отцепить от себя чужие руки.

– Доченька, ложись, тебе лекарь запретил вставать, – продолжила незнакомая женщина, насильно укладывая меня на кровать. – Донован настаивал на постельном режиме, как и всегда. Ты же знаешь этого старика, он брюзжит и не смотрит на титулы.

Я ничего не понимала из спутанной речи женщины, что называлась моей матерью. Видимо, после удара током я бредила, ведь по-другому назвать происходящее у меня не получалось. Сильно потерев глаза руками, я смогла-таки увидеть мир во всей его красе. И тут же закрыла глаза, старательно убеждая себя, что мне померещилось.

Надо мной нависала дама в старинном платье. Я такие заказывала у модельеров, отваливая кучу денег за пошив. Кринолин, корсет и камни. Драгоценные, чёрт подери, камни размером с фалангу пальца украшали наряд незнакомки. А внешность, словно сошедшая из сказки, до зубного скрежета миловидная. Нет, тонкие морщины всё же были, однако они ничуть не портили лица королевы.

Почему именно королевы? Так, у неё тиара на голове была, с крупными рубинами, в копне пшеничных волос.