Я уже предвидела, что кто-то из них сейчас достанет оружие, но тут Чезаре спокойно сказал:

– Если отец считает, что ты заслуживаешь этой чести, то кто я такой, чтобы оспаривать его решение?

Я сразу же поняла, что его слова лишь усилили подозрения Хуана. Он мог быть тугодумом, плохо понимал юмор определенного рода, но он не хуже меня знал, что Гандия – последняя надежда Чезаре не становиться священником. Огромное владение близ Валенсии в Испании, наше родовое гнездо, герцогство сделало бы своего владельца богатым грандом.

Хуан вытащил что-то из зубов, сплюнул под ноги Чезаре кусок хрящика.

– Ты считаешь меня дураком. Те дни, когда ты тыкал меня носом в грамматические ошибки, давно прошли. Я ни на миг не верю, что после всех прошедших лет ты готов отказаться от Гандии.

– Можешь верить, во что тебе нравится. Я не вижу необходимости отчитываться перед тобой.

Они уставились друг на друга, и тут я, перепуганная, вмешалась:

– Вы не должны драться.

– У меня нет ни малейшего желания драться, – сказал Чезаре. – Не хочу стать источником семейных неприятностей. Тем более в такой великий час.

– Будто священник в мантии может доставить какие-то неприятности, – ухмыльнулся Хуан.

– Я еще не в мантии. – Чезаре повернулся ко мне. Он поцеловал меня в щеку, и я почувствовала, как холодны его губы. – Спокойной ночи, Лукреция. – Он посмотрел на Хуана. – Надеюсь, ты без приключений отведешь нашу сестру назад?

Не дожидаясь ответа, Чезаре закутался в плащ и пошел прочь. Вскоре я потеряла его из виду в темноте.

Отчаяние овладело мной. Он был один, без слуги, даже без факела, чтобы освещать дорогу. Ему предстояло идти до дома нашей матери на Эсквилинском холме в городе, который кишел пьяными, ворами и бандитами.

– Надеюсь, ты удовлетворен, – дрожащим от волнения голосом обратилась я к Хуану.

– Что? – Он недоуменно посмотрел на меня.

– Что слышал. Надеюсь, ты удовлетворен теперь, когда унизил его с этим герцогством. Мало того, что его вынуждают стать священником и ему приходится тайком пробираться сюда, вместо того чтобы получить приглашение, которого он заслуживает?

– Разве это моя вина? Не я запретил ему соваться в Рим. Таково было решение отца. Он думал, что Чезаре воспользуется возможностью и откажется от дальнейшего обучения в семинарии. – Хуан посмотрел в ту сторону, куда ушел наш брат. – Должен признать, он хорошо это воспринял. Может быть, наш гордец наконец-то понял, как и все мы: нужно делать то, что тебе говорят.

Я с трудом сдержала желание закатить глаза. Память у Хуана, как обычно, оказалась короткая. Едва ли этот разговор удовлетворил Чезаре. Напротив, я опасалась, что нынешняя встреча может знаменовать новый этап их соперничества.

Хуан вдруг взглянул на меня, и я задрожала. Глаза его смотрели холодно, он вдруг совсем перестал казаться пьяным.

– Не стоило тебе бежать за ним. Пусть отец и решил на какое-то время поселить тебя со своей шлюхой, но ты остаешься его дочерью. Как это понравится твоему жениху, если он узнает, что ты бродишь по ватиканскому саду, как бездомная кошка?

– В этом нет никакого вреда. И потом, жениха у меня больше нет.

– Да? Отец больше не считает валенсийского аристократа достойным тебя, но жених тебе все же необходим. Его зовут Джованни Сфорца, властитель Пезаро.

Я замерла.

– Впервые слышу.

– Потому что об этом не знает никто, кроме отца, меня и, думаю, этой сучки Фарнезе. Это часть соглашения между отцом и кардиналом Сфорца, плата за его поддержку при избрании. Его голос за отца стал решающим. Мы должны наградить его за услугу.