– Его сбили бутылкой русского кваса и английским пудингом, – ухмыльнулся Роман.

– Что такое английский пудинг, знаю… А что такое русский квас?

– Это то, что раньше «кока-колы» на тысячу лет. Но Сузу – первая его жертва. «Кока-кола» куда более агрессивна…

Роман решительно нырнул в темное нутро «Митсубиси». Козмас лихо раскрутил машину на площадке и выскочил на шоссе, чуть было не задев невесть откуда появившегося велосипедиста.

– Э! Что ты лезешь под колеса, болван! – запальчиво крикнул он, приоткрыв дверцу.

– Катись ты, мурло! – ответил велосипедист, пожилой англичанин в жарком военном френче со споротыми нашивками. – Не видишь, идиот чертов, что едет отставной капитан военной авиации? Он держал велосипед на весу, приподняв переднее колесо и крепко упираясь короткими кривыми ногами в землю. Колесо продолжало крутиться по инерции.

– Вижу, сэр! – примирительно ответил Козмас, и его губы растянулись в улыбке. – Прошу прощения, сэр!

– Езжай своей дорогой, парень!

Роман покачал головой и весело махнул велосипедисту рукой.

– Не управляй моей машиной! – проворчал Козмас, когда они отъехали.

– Что значит «не управляй»?

– А то и значит. Это я должен был махнуть ему рукой, потому что я за рулем! Не смей лезть в мои дела.

– Меняй характер, Козмас, а то тебя в Москве на улице задерет какой-нибудь медведь. Это больно!

Полковник Артур Сузу сидел за письменным столом, он был в рубашке, белых штанах и сандалиях на босу ногу. Над его головой лениво плыли огромные лопасти вентилятора с золоченными узорами, совершенно неуместными в серой тоске полицейского участка. Роман, разглядев торчащие наружу пыльные, словно покрытые серой коростой, пальцы ног полковника Сузу, ухмыльнулся.

– Что случилось, майор? Я смешон?

– Нет, сэр! Что вы! Жарко…

– Садитесь, – распорядился Сузу.

– Благодарю вас. Если позволите, постою.

– Ради бога, майор.

Полковник отвалился на стуле, задумался о чем-то на мгновение, потом поднял на Романа глаза.

– Ваше начальство недовольно вами. Вы пассивны. На работу приезжаете с опозданием да еще с унылым лицом…

– Откуда ему это знать, как не от вас, полковник?

– Вас видят в обществе опустившихся космополитов, бывших музыкантов, попрошаек. Разве это то дело, для которого вы здесь?

– Козмас, черт побери! Это твои штучки? – Роман блеснул глазами.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь! Какие штучки?

– Не валяй дурака, чертов коп! То ты видишь меня с англичанкой, то с этим космополитом! Когда ты только успел доложить о музыканте? Черт побери! Значит, ты наблюдал за мной со стороны и тут же позвонил полковнику?

– Постой! Постой, Роман. Послушай, я не докладывал. Так получилось… я был рядом в кафе, почти случайно… пил кофе и все видел в окно… Этого русского мы знаем, он тут уже давно ходит со своей трубой. Мы к нему просто присматривались. Ведь, согласись, это так необычно. А полковнику я просто сказал по телефону, что сейчас привезу тебя, когда ты закончишь кормить этого голого менестреля. Вот и всё! – даже в полумраке комнаты было видно, как краска залила смуглые щеки Козмаса.

– Я понимаю, майор, в этом, прежде всего, моя вина. Развязался язык в ресторане. Все это чертово вино! Бурда здешняя… – Сузу почему-то с укором взглянул на того же Козмаса, и тот растерянно развел руками. – Вино и вина́ – на вашем языке это чуть ли не однокоренные слова. Не так ли?

– Видимо когда-то это было так.

– А теперь забылось. Но я напомнил… в ресторане. Приношу свои извинения, майор! Видите, опять тот же корень – «извинение», вина наоборот! Лучше сядьте и давайте кое-что обсудим.