– С чего вы взяли?

– Неожиданная бледность, дрожь губ, глаза даже потемнели. Они были изумрудными, а сейчас на меня словно смотрит дно глубокого водоема – не то темно-зеленые, не то даже черные. Вы встревожены?

– С чего бы это? Вы полицейский? В конце концов, какое мне до этого дела? Правда, я никогда не видела русских полицейских… только читала о ГУЛАГе у Солженицына. Это была моя первая русская книга.

– Я никогда не был в лагерях. ГУЛАГ – это Главное Управление Лагерей. Просто сокращение. Так что удивить мне вас нечем. Извините.

– Какая глупость! Хорошо, что вы не врач.

– Почему?

– Русский врач – это очень просто, в этом нет ничего любопытного. Русский полицейский – это хорошо с познавательной точки зрения. Поехали, черт возьми! Разворачивайтесь, через двести метров спуск к монастырю. Имейте в виду, господин сыщик, туда вы пойдете один. Без меня!

Роман резко развернул машину и форсировал двигатель до истеричного рева. Колеса бешено закрутились на месте, роя под собой темные, сухие ямы, наконец, оттолкнулись и потащили автомобиль по пыльной дороге в обратном направлении.

На этот раз Роман ехал медленно, при ярко включенных фарах, не отрывая глаз от густого кустарника слева от пыльной дороги. Машина ныряла в рытвины, дробила колесами песок и мелкие камешки. Столбик со стершейся, подернутой кирпичной табличкой, увидели одновременно и Роман, и Каролина.

– Вот! Вот!

Они переглянулись и засмеялись в голос.

– Я совсем не просила думать о том же, о чем думаю я! – с шутливым вызовом сказала Каролина.

– Это случайность, Ваше сиятельство! Или Высочество? Больше не повторится.

– Прекратите эти глупости! Иначе я буду называть вас – «офицер».

– И будете не далеки от истины. Тем более что у нас «офицер» – это несколько больше, чем у вас. Это значит – принадлежность к командному составу. Это – избранность.

– А у нас?

– Просто облеченное полномочиями скучное должностное лицо. И все!

– По-моему, у нас это правильнее.

– У вас все правильнее. Наверное, потому что вы долговечнее.

– Вот как?

– Именно. Ваши трансформации всегда эволюционны. Во всяком случае, между вашими революциями проходит достаточно времени, чтобы они стали всего лишь историческим артефактом. У нас же всегда еще живы участники этих катаклизмов, с той или другой стороны. Времени на эволюцию не остается. Опять случается новая революция. Так сказать, некое Начало, с большой буквы. Эпохи противоречат друг другу и друг друга исключают. Все всегда с нуля.

– Хорошо. Не буду называть вас «офицером». Назову философом. Так вот, философ, вы намерены нырнуть в разлом между этими мрачными кустами?

Роман кивнул и смело вбил капот машины в чуть видный просвет между сухими ветками, поросшими ровными зелеными листочками. Испуг неизвестности длился лишь мгновение. Жгучий солнечный свет брызнул в окна машины. За плотным строем кустов обнаружился неожиданно оливковый сад с песчаной тропкой, ведущей куда-то вглубь. Машина только-только умещалась на этой тропинке, задевая с досаждающим скрежетом колесами и бортами низкий, жесткий кустарник. Метров через тридцать тропка резко взяла влево и уперлась в небольшую, поросшую жухлой травой поляну на опушке старого оливкового сада. Только сейчас Роман и Каролина поняли, что за рядом колючек, справа от них, лежат древние развалины позднеантичного строительства: когда еще не испустили дух древние идолы, а новые боги уже успели стать живой легендой. Пласты вздыбившейся пересохшей земли, серые гладкие камни, шлифованные человеком, и битый древний кирпич, отколовшийся от искусной когда-то кладки, как ничто иное в мире свидетельствовало о тлене истории, какой бы яркой, бурной и грозной она ни была, когда являла собой современность. И ни души, ни даже слабого движения, ни даже отдаленной памяти об этом!