– А когда в Царской России совершали революцию, тоже не у всех спрашивали желание.  Борьба – она штука такая, что за свободу миллионов требуется кровь сотни. Как в песне: «Мы смело в бой пойдём за власть Советов и как один умрём в борьбе за это…»

– Но там решали мы сами за себя, а вы решаете за кого–то…

– А как можно заставить тех, кто не хочет? У нас нет силы принуждения. У нас сила убеждения. Мы рассказываем, что их притесняют капиталисты, а у нас всё поровну. И они также хотят жить. За мировую революцию умирали наши деды и отцы. Вот и мы за это же воюем. Правда, своими методами… Да, кстати, Я думаю, что вы понимаете что то, что вы здесь услышали, не для посторонних ушей. Мы вас выгонять не стали. Вы, вроде как в солидной организации работаете. Здесь мы вас не подставляем. А вот за пределами Советского Союза, тем более что в капиталистической державе – вас волновать не должно…

Римадзе показалось, что перед ним сидела не четырнадцатилетняя девочка, а большевик старой закалки. Хотя чему удивляться? Поколение, воспитанное на «Как закалялась сталь» и «Овод», проводившее субботники и сбор подписей в защиту мира, линейки, посвящённые юным героям–антифашистам, они как могли, так и защищали свой мир и свои идеалы. Им, подросткам, не ведам страх смерти, у них есть лишь жажда подвига и настоящего дела. Им кажется, что время идёт так медленно, а сделать надо так много. И что надо делать настоящее дело. И то, что они делают и есть то самое настоящее…

9. Воспоминания

Анжелика с ногами забралась на софу, натянула на себя плед в красную и чёрную клетку. Ей, как на правах старшей, родители выделили отдельную комнату.

Обычная квартира в доме барачного типа выглядела непривычно для жителей больших городов. Но для местных – это были целые хоромы: три комнаты, кухня и ванна с туалетом… В бараках часто не было туалетов, они находились на улице. Но отец Анжелики, жертвуя частью кухни и одной из комнат, создал это удобство в квартире, чтобы не гонять зимой семью на мороз. Каждый день к дому приезжала машина, очищала септик^>3.

Ну ладно, оставим столь интимные подробности, а лучше заглянем к Анжелике в комнату. Как было уже сказано, комната у неё была очень маленькая. Вдоль стены  напротив окна стояла софа. Когда Анжелика ложилась спать, она выдвигала часть софы, чтобы та была длиннее. Днём она её собирала, иначе бы в комнате нельзя было пройти. Около окна стоял стол. Отец смастерил из финской фанеры его по принципу столов в вагонах. Когда он был не нужен, ножка стола «сворачивалась» и стол опускался. Перед столом стоял стул. Около дальней стены находился небольшой шкаф для одежды. На стене около двери висели книжные полки. На узких подоконниках стояли цветы.

Гранат печально сбрасывал пожелтевшие листья. И крохотные плодики одиноко оставались висеть на его ветках. Матовой зеленью поблёскивал олеандр. Он ещё не отцвёл до конца, но его цветы уже потеряли тот непревзойдённый нежно–розовый оттенок. Рядом стояли лимон, камелия и гардения. Анжелика любила цветы, но у неё не было времени ухаживать за ними. И поэтому всё это чудо процветало благодаря её младшей сестрёнке – Кунсулу.

Джекки, несмотря на свой густой подшёрсток, улеглась прямо на раскалённую батарею, и, думая о чём-то своём собачьем, время от времени тяжело вздыхала, изредка бросая косой взгляд на хозяйку.

Анжела окинула беглым взглядом комнату, слабоосвещённую бра. Лучики света играли на хрустальных вазочках и вазах, на блестящих корешках книг. Свет лился как бы аккомпанируя музыке Бетховена, которая раздавалась из небольшого кассетника «Ритм».