– Не пью я эту гадость, – насупился лягушонок, разгадав мои подозрения. – Отчим каждый день заливался, от запаха аж выворачивает.

Ну, хоть что-то о своём подопечном узнала. Беглец, значит, как и я.

– Вот и не пей. За шипучку, кстати, спасибо.

– Чего? Какую ещё шипучку?

– У меня в комнате разве не ты оставил? И сапоги ещё снял.

– Вот ещё, бабам сапоги снимать! – скривился малец. Кажется, общение с местными самцами ему на пользу не пошло. – Не оставлял я ничего!

А вот это уже интересно. Дело в том, что я решительно не помнила окончание вечера и когда отправилась спать.

– Так, малёк, напряги извилину. Кто меня вчера провожал?

– Так ты же, Ветерок, сама всех желающих своим пером распугала! Одна и ушла… По стеночке, правда, но сама.

А шипучка тогда откуда? Нет, нельзя так голову напрягать с похмелья… Хевл с ней, с шипучкой. А сапоги, наверное, сама скинула, на остальное просто сил не хватило. Сейчас надо навернуть горячей похлёбки у Малыша, а после выясню, что за чудеса творятся. В аптеку бы ещё за порошками от головы заглянуть.

Воспоминания возвращались обрывками. Кажется, с Ольме в очередной раз братались. С бабочками песни в голос орала. С Князем вроде ещё какой-то разговор был, вспомнить бы о чём, да не пообещала ли чего сдуру. Складное перо да, в кармане.

«Сладких снов, Ветерок». Это ещё откуда выплыло? Какой-то ошмёток воспоминания прямо перед тем, как в сон провалилась… От кого? Но смутный образ, пожелавший доброй ночи, никак не хотел обретать очертания, только голова ещё больше разболелась.

Нет, к хевлам. Сегодня никакой работы, отдыхать буду. Одёжку надо перебрать, в новое жилище постельного белья прикупить, раз мы теперь вдвоём под одной крышей. Да и вообще, какой никакой уют навести. Может, даже цветок в горшке на окно поставлю. Раз вчера окончательно решила, что остаюсь на Дне. Или вообще в городские купальни в каком-нибудь приличном квартале сходить? Там, говорят, и пар горячий на можжевёловых слезах, и бассейны всякие. Хочешь – в тёплой водичке отмокай, хочешь – в ледяной бултыхайся. А за десяток койнов тебе ещё массажистка все косточки промнёт, обветренную кожу смягчит притирками да маслами. Как оно хорошо тогда у мэтра Лурье в руках его опытных помощниц было!

А потом валяйся себе дома. Можно ещё книжек новых купить, мальку тоже со временем пригодятся. И никаких тебе забот, никаких интриг донных, никаких наглых магов… О-оо, хевлова задница! Я застонала, вспомнив вчерашнюю встречу на Ховедгат.

Стордаль. «Раханди». Сегодня в восемь.

Или ну его? Костанц вроде человек приличный и деликатный, в отличие от своего бездушного брата. Не приду – так и поймёт, что не захотела. Уж он-то, наверное, не станет преследовать через Хвата или угрожать магнадзором. Раз и так меня насквозь видит, но никак себе на пользу моё незаконное положение не повернул. Или это приглашение и есть крючок?

Да нет, нормальный он. Вон, и брата подначивал. И про себя не постеснялся рассказать, а немногие смогли бы признаться, что оба родителя были маги, а сам пустышка. Да, Смотрящий – тоже редкое умение, но всё же не маг. И улыбка у него такая очаровательная… Пожалуй, я бы посмотрела ещё раз.

Только не в наряде же няньки в приличный ресторан идти. М-да, проблема. Ладно, до вечера время есть… Эй, ты чего это, Принцесса? От предстоящей встречи разволновалась? Глупости-то какие!

Горячая мясная похлёбка с капелькой «черёмухи» своё дело сделала. Нет, хорош Малыш: варит он её на мосластой сахарной косточке, не жалеет ни душистого перца горошком, ни ароматного лаврового листа. Варит по всем правилам – бульон, что твоя слеза. Потом в ход идёт молодая картошка, зажаренный до золота лучок с морковью, вываренные до густой пасты помидоры с хреном. Отдельно до хруста жарится грудинка тонкими пластами, а после режется соломкой. В суп тем временем отправляются копчёности, что вызревают окороками на кухне, отварная холодная телятина, вытряхивается на отдельную плошку мозг из косточки – его подадут отдельно, как и чесночные сухарики. Потом щедро всё сдабривается специями, капелькой черёмуховой настойки (это уж сам Лунн велел!) и томится ещё полчаса в печи. Да душу за такую похлёбку продать не жалко!