Мне катастрофически не хватало воздуха. Мысли путались, и я с трудом вспоминала текст, который знала, казалось, наизусть. Пот стекал ручьями.

В голове смутно пролетали мысли, что после такого придется платить за химчистку. Что медведя, наверное, шатает, а голос у него, как у пьяного. Но детей это, похоже, только веселило.

И то ладно. Детей я люблю. Всегда хотела ребеночка. Но стоило пожелать его по-настоящему и начать готовиться к беременности, как тут-то судьба решила, что я достаточно пожила и пора мне узнать, что мое сердце – бомба замедленного действия.

И все посыпалось. Мечты, планы – все к чертям. Только один плюс был во всем этом: я вовремя узнала, что мой парень – мудак.

Мне тогда вот так же плохо было. Я лежала в реанимации, то приходя в сознание, то проваливаясь в забытье. И слышала, как внизу, прямо под раскрытыми окнами, человек, которого я любила больше всех, сказал кому-то по телефону:

- Да конечно, какие ей теперь дети? Врач сказала: без пяти минут инвалид. Ни работать нормально не сможет, ни жить. А мне ее содержать прикажешь?

Я долго не могла оправиться после такого удара. К счастью, не так уж страшно оказалось жить с пороком сердца. Потихоньку я восстановилась, привыкла пить лекарства по часам. А наш детский сад стал для меня смыслом жизни.

Вот только в этот раз, кажется, я переоценила свои возможности…

.

- Медведюшка, тебе плохо? - с трудом разобрала я сквозь гул в ушах.

- Хорошо детушки, ох, хорошо! - проговорила я, уже плохо понимая, тот ли танец танцую и что вообще происходит.

- Ребята, а ну-ка разойдитесь, - послышался голос Елены Викторовны. - Видите: мишка-то полярный, совсем перегрелся на нашем южном солнышке. А ну как упадет? Ой, падает! Бежим!

Ребятня с веселым визгом метнулась в стороны. Я смутно ощутила удар, но мягкая шкура и надувные детали спружинили. Кажется, я и правда упала. Перед глазами все плыло, в ушах шумело, а на грудь будто кувалду поставили.

- Ой, Мишенька спать лег! - театрально возопила Елена Викторовна, быстро подстраиваясь под ситуацию. - Устал, бедненький. И нам, детушки, тоже пора обедать и ложиться в кроватки. Скажите Мише “До свидания! Приходи еще!”

- До свидания! Приходи еще! - нестройным хором раздалось со всех сторон.

Да-да-да, приду обязательно. Воздуха только дайте. А то я уже близка к обмороку, долго так не протяну. Кажется, у меня тепловой… этот… тепловой… удар…

Зашуршали шаги, детские голоса стали удаляться, а взрослые – приближаться.

- Ирина! Ирин, тебе нехорошо?

С меня стащили медвежью голову. Солнце больно ударило по глазам. Я с трудом вдохнула свежего воздуха, но облегчение почему-то не наступило – грудь сдавило тисками.

- Перегрелась, наверное – в такой-то шубе, - заметил кто-то.

- Ирина, ты лекарство приняла? Ирин, не молчи!

Меня требовательно пошлепали по щекам, но я уже почти ничего не чувствовала. Сознание погружалось в пустоту, звуки доносились, как сквозь вату, а ослепительный летний день вдруг стал меркнуть.

- Да у нее губы синеют…

- Кто-нибудь, вызовите скорую! Тут, похоже, сердечный приступ…

Дальнейшее я уже не слышала – сознание поглотила глухая темнота.

4. Глава 4.

Ирина

Меня разбудил какой-то посторонний звук – совсем тихий, больше похожий на вздох. Но его оказалось достаточно, чтобы выплыть из марева сна.

Открывать глаза не хотелось, и я попыталась проигнорировать услышанное. Однако в сознание против воли продолжала поступать все новая и новая информация. Что воздух затхлый и довольно сырой. Что кровать невыносимо жесткая. Что одежда на мне какая-то неудобная. И что лежу я на чем-то пушистом.