Не могу держать себя в руках в подобных ситуациях, любая боль навеивает воспоминания собственной, и я слишком остро чувствую эти страдания. Тьму. Шепчу про себя, что с Виталиком все будет хорошо, а ведь я его даже не знаю, но испуг Полины говорит о многом.

– Я вызову такси, – тянусь к телефону.

– Не надо.

Он пропускает вперед, и на улице я нос к носу встречаюсь с Лешиным байком. Смотрю на него как на что-то сверхъестественное.

– Я не поеду, – мотаю головой.

– Тогда дождись такси.

– А ты?

– Я не могу ждать.

– Это не опасно?

– Все опасно, – протягивает мне шлем.

– Ладно, – киваю, надеваю эту штуковину себе на голову. – А ты?

– Садись уже.

Нерешительно перекидываю ногу через седло байка и не жалея сил вцепляюсь в Лешу. Всю дорогу я зажмуриваю глаза. Не люблю мотоциклы, не люблю. Один плюс – мы оказываемся в больнице очень и очень быстро.

Полька вылетает нам навстречу. У нее куча ссадин, перебинтована рука, нога, где-то приклеены огромные пластыри, но в целом она в порядке. Если бы не истерика. Ее трясет, она заикается, пытается что-то говорить, но вместо слов изо рта вылетают лишь несвязные звуки. В какой-то момент перестает себя контролировать, и Леша оттаскивает ее чуть в сторону, за эти секунды она успевает расцарапать ему щеку своими ногтями до крови.

– Не надо, – маячу сзади, – отпусти ее. Сглатываю и подхожу ближе. Полька просто не в себе, и я должна ей помочь. – Успокойся, – прижимаю ее к груди, – слышишь? Ты ничего не изменишь слезами, не поможешь.

Перевожу взгляд на Лешу, стискивая зубы.

– Позови врача, – одними губами.

– Посиди с ней здесь, – он уходит сразу, как только я довожу Полю до диванчика, или же мягкой лавочки, в принципе, сейчас не имеет значения.

– Что с ним?

– Он не приходит в себя. Не приходит. Это я виновата, я, – она рыдает еще громче, растирая слезы по лицу, – все из-за меня, – сжимает ворот моей кофты и трясет как куклу.

– Успокойся. Слышишь, успокойся, – обнимаю и раскачиваюсь с ней из стороны в сторону, словно так нам обеим станет легче. Моя истерика тоже близко, не люблю больницы, ненавижу просто.

– Если бы мне не приспичило покататься, ничего бы не было. Тея, я такая, такая…

– Идиотка, – голос Леши очень близко. Он режет слух своей грубостью, заставляя нахохлиться, защищаться.

Полина начинает выть еще громче, а я совершенно не знаю, что мне делать. Наверное, он прав, но она моя подруга и у нее колоссальный стресс. Хоть разорвись.

– Домой ее отправь, – Леша поддевает меня под локоть, отлепляя от Поли, и тащит чуть подальше, – он в реанимации. Но там все плохо.

Не могу дышать. Даже вздохнуть не удается. Это же… это просто ужасно. Оглядываюсь на Полину и чувствую, что начинаю злиться. Не виню ее, но примешиваю к этой трагедии.

– Доктор сказал, что нужны какие-то лекарства, капельницы.

– Какие лекарства? – вытираю слезы. – Я могу купить на первое время.

– Лекарства я и сам могу, – переводит взгляд на Поли, – мозг вроде не поврежден, но, когда он очнется, все станет более ясным. Может понадобиться лечение и…

– Я понимаю, это дорого. Голова же…

– У него таких денег точно нет. Она должна рассказать все своим родителям. Заранее.

– Полина?

– Виновники аварии не они, но удар должен был прийти на пассажира, Белов в последние секунды вывернул руль. Подставил себя.

Смотрю на него не моргая. Только всхлипываю и раз за разом сглатываю собственные слезы. Он сделал это ради нее, знал о последствиях и…

– Я позвоню Игорю, это ее отец. 

Леша кивает, а я, я просто не представляю, что со мной сделает мой папа, когда все это дойдет и до него.