— Но… — я даже теряюсь, этого точно не ожидала! — Но это неприемлемо! Я в общаге живу! Если я съеду, то потеряю место!

— Это решаемо, конфетка. — Спокойно отбивает громила, — и не обсуждается.

Я молчу, обескураженная.

Жить с ними я точно не намеревалась!

Растерянно смотрю то в темные глаза громилы, то в холодные отблески очков интеллигента… И понимаю, что спорить бессмысленно.

— Ладно, — сглотнув, киваю я.

— Мы договорились, конфетка? — вкрадчиво уточняет громила.

Я хотела обсудить что-то еще, но все из головы вылетает. И потому просто киваю.

Кошусь на телефон, где все еще включена запись, очень хочется раскрутить их на что-то такое, на какое-то признание, которое потом можно будет использовать в суде, но… Но инстинкт самосохранения работает на полную катушку.

А то, что я успела найти по братьям Жнецам, пока стояла на улице и лихорадочно искала выход из ситуации, не добавляет оптимизма. Мне даже в дарк не надо было лезть, все на поверхности плавало.

И, судя по тому, что я нарыла за пять минут буквально, просто серфя в интернете, братья Жнецы — реально звери и отморозки. А громкое дело десятилетней давности, двойное убийство крупного криминального авторитета Анатолия Жнеца и его жены, до сих пор вызывает много вопросов, несмотря на доказанное обвинение старшего сына Жнеца, Артема. Скорее всего, вот этого самого громилы, что так ласково улыбается мне сейчас. Его младший брат, Сергей, проходил соучастником, но его вину не доказали. На тот момент братьям было 22 и 20 соответственно. То есть, сейчас им обоим чуть больше тридцати лет… И, судя по внешнему виду, поведению и дикой, звериной ауре, у них все в порядке. И с деньгами, и с совестью. Не мучит она их, то есть. Наверно, потому, что отсутствует напрочь. Конечно, у людей, убивших собственных родителей совести быть не должно.

Как и жалости, сострадания и прочего бреда.

И вот с ними я сейчас договариваюсь. На три месяца рабства.

— Да, договорились, — киваю я.

За спиной слышится судорожный выдох Костика. Но я не реагирую больше на эту тварь. Все, нет его в моей жизни, при любом раскладе. Даже если удастся выбраться из этой истории без потерь, в чем я сильно сомневаюсь, тут бы выжить, какие уж потери… Я больше в его сторону не посмотрю даже.

— Отлично, — кивает Артем, — ты — сообразительная девочка, конфетка. Выпьешь?

— Нет, я не пью.

— Пьешь.

Голос младшего Жнеца звучит неожиданно и сразу пробирает ледяной дрожью.

— Нет, — удивленно мотаю я головой, но Сергей подается вперед, и это хищное движение, больше похожее на внезапное плавное перемещение здоровенного змея, пугает.

— Пьешь, — снова говорит он, затем наливает темной жидкости из круглобокой бутылки, встает и подает мне.

Сам становится рядом с моим стулом, смотрит в упор.

Он оказывается высоким, чуть худощавым, не таким массивным, как его огромный брат, но очень-очень хищным, гибким и хлестким. Дорогущий костюм сидит на нем безупречно, на запястье — скромные часы, наверно, стоимостью с квартиру моих родителей…

Загипнотизированная его змеиным настойчивым взглядом, я молча принимаю бокал и пью.

— До дна, — снова командует он.

В полной тишине я допиваю бокал, задыхаясь от градуса и остроты ощущений.

Старший Жнец молча наблюдает за этой сценой, спокойный, вальяжный.

А младший, проследив, как я ставлю бокал на стол, неожиданно резко подхватывает меня за плечи, поднимает со стула и целует в раскрытые в удивлении губы.

И я задыхаюсь вторично.

Его поцелуй, властный, очень жесткий и насильственный. Он просто берет свое, вообще не спрашивая, не ожидая моего ответа даже. Врывается языком в рот, до самого горла, вылизывает яростно и грубо. Я, испуганная и обескураженная, покорно позволяю ему это делать со мной. Да и мысли сопротивляться нет! Он просто не позволяет мне об этом думать, жадно насилуя мой рот!