Деревья, могучие и высокие, склоняются к нам, и получается арка, под которой мы гуляем. Очень живописно, пусть и запущенно. Эдакая аллея, как в благородном поместье. Мне нравится гулять здесь еще и потому, что тут тише.
Тише, чем где? Во сне я этого не знаю.
А потом появляется он — высокий и сильный мужчина с трехдневной щетиной на лице и длинными — по грудь — угольно-черными волосами. Они развеваются на ветру, когда он едет в мою сторону. Едет не на коне, а на велосипеде.
Сколько я ни спрашивала служанку, она лишь пожимает плечами и говорит, что не слышала этого слова. Но я-то знаю, что эта железяка — именно велосипед!
Мужчина летит ко мне на нем, а деревья вокруг дрожат. Кусты поменьше клонятся от него в стороны к земле и ложатся, как примятая ладонь трава.
Он останавливается рядом со мной. Брови нахмурены, глаза внимательно изучают меня и подавляют тяжелым взглядом.
Одет он во что-то несуразное темно-зеленого цвета. За спиной рюкзак.
— Пойдешь со мной, — глухо говорит он и хочет схватить меня за руку.
— Вы что? — я с коляской отхожу от него подальше. — Не трогайте!
Да, сегодня во сне я вспомнила, как правильно называется люлька на колесах — коляска! Такое случается нечасто. Обычно во сне я переживаю это событие одинаково. Думаю тоже одинаково.
— О нем позаботятся, не переживай, — говорит он и перекрывает мне проезд своим велосипедом.
Спереди, сзади и на колесах его велосипеда горят огоньки. Мне становится страшно. Я пячусь и пытаюсь повернуть коляску, думая, что передо мной ненормальный и он опасен. И позвать некого — я одна в этой пустынной аллее за девятиэтажным домом. Во сне я понимаю, что нужно позвать на помощь, но если кто-то и увидел меня в окно, все равно ничем не поможет.
Я тянусь к сумке, пристегнутой к синей коляске, и хочу что-то достать, но что именно ищу — не знаю… не помню этого слова. В сумке лежит столько ненужных вещей, что я не могу выцарапать нужную.
Мужчина хватает меня за руку и… происходит что-то страшное — меня пронзает током. Я застываю.
Самое пренеприятное ощущение во сне — стою и двинуться не могу. Открываю рот — а крика не слышно.
— Пойдем, Изабелла, у нас для тебя есть дело.
«Вы ошиблись! Меня зовут Марина!» — хочу кричать в панике, но не могу. Ни единого звука не слетает с моих омертвевших губ.
Малыш! А как же он?!.
…Просыпаюсь в холодном поту и судорожно ищу приготовленный служанкой стакан. Жадно пью и вытираю со лба пот. Трясу нервно колокольчик, чтобы принесли еще. Меня бьет дрожь. Где-то там, во сне, одинокий беззащитный малыш остался без своей мамы. Ее похитили прямо посреди прогулки. Какой ужас! Как хорошо, что это только сон.
— Опять кошмары, мисс Изабель? — коверкает мое имя седовласая служанка, но в этот раз я не настаиваю на правильном произношении.
— Да, Лирэль. Снятся и снятся… — бормочу и выпиваю второй стакан воды.
Как всегда, она мне помогает. Тревога, вызванная кошмаром, постепенно сходит на нет. Боль в висках исчезает, и я могу нормально дышать.
— Сходите все-таки с дядей к тому ведьмаку, — советует служанка. — Может, порчу на вас кто навел. Молодая, красивая девушка. Еще и наследство какое получили — всякому завидно. Зачем мучаетесь каждую ночь? Почему отказываетесь? Дядя и тот согласился.
— Да, пожалуй, стоит, — впервые мысль о ведьмаке не вызвала у меня отторжения.
Раньше я и слышать о нем не хотела. Было страшно идти к нему, особенно после гнетущего сна.
— Дядя ждет вас за завтраком. Уже шесть, солнышко встало, — Лирэль достает для меня из шкафа платье, раскладывает на столе свежие цветы, чтобы украсить прическу. — Сегодня у него особенный день, будьте помягче с ним.