Как хорошо, что Рен больше не слышал мои порочные мысли. Целовал меня с диким желанием, сжимал меня в своих сильных мускулистых руках. Он бы Германа вмиг прибил, если б тот внезапно появился в ванной комнате.

Зато разрешил ему наблюдать. Может, чтобы тот сгорел от зависти? Мол, смотри, она вся моя! Смотри, как она льнет ко мне, как обнимает, как стонет, как кусает губы, когда я вколачиваюсь в нее своим огромным членом.

Рен дразнил Германа? Зачем? Не знаю, но меня это только будоражило. Я уже хотела кричать, чтобы Герман скорее пришел, но Рен не отрывался от моих губ, посасывал их, кусал, проходился языком, будто они сладкие как мармелад. Его руки крепко держали мои бедра, раз за разом рывками опуская и поднимая. Меня завертело в буре эмоций и ощущений, так что кружилась голова, и, казалось, я на себе чувствовала чужой взгляд — голодный, злой, опасный. От него покалывало кожу и бурлила кровь.

Я оторвалась от губ Рена и запрокинула голову, ловя ртом струи воды, жмуря глаза, рвано дыша и ощущая, как внутри словно взрывается солнце, ослепляет меня ярким удовольствием, уничтожает насыщенностью и исцеляет светом.

Рен утопил рычащий стон в моей шее, мягко прикусывая кожу, и разрядился внутри, мощно пульсируя. Я разомлела от оргазма, совершенно не способна стоять на ногах, когда он поставил меня.

— Моя сладкая девочка, — пробормотал мне в губы и смял их чувственным поцелуем, пока его мокрые пальцы раздвигали мои складочки, мягко вымывая и поджигая отголоски оргазма.

Я снова кончила от его пальцев. Приятные судороги прокатились по телу, окончательно добивая меня. В хмельной дымке я ступила на мягкий коврик и закуталась в огромное махровое полотенце.

Рен двинулся к противоположной стене, где меня отражало зеркало во весь рост и на шкафчике висело белое платье — струящееся, из шелковой ткани. Сразу, как мы пришли сюда, Рен указал на него и объяснил что это не тот подарок, о котором он говорил. Подарок в другом месте.

И вот теперь я нырнула в ласковый шелк и сушила волосы феном, красуясь перед зеркалом. Платье на мне идеально сидело — подчеркивало фигуру и придавало нежности.

Рен же облачился в штаны из грубой ткани и кожаную жилетку, которая выигрышно открывала крупные бицепсы на руках.

— Ты был кузнецом когда-то? — поинтересовалась я, выключив фен.

— Когда-то очень-очень давно, милая Лика.

— Сколько же тебе лет?

— В местах, где я бывал, время течет по-разному. Но многие века назад я был, можно сказать, человеком.

— А потом стал богом?

Он вдруг сощурился. Что я сказала не так?

— Зачем спрашиваешь?

— Мне интересно, — смущенно улыбнулась я.

— Мне льстит твой интерес. Но сейчас тебя ждет подарок, а не путешествие по моему прошлому.

Мы спустились из ванной на втором этаже в мастерскую, обитую деревом. Это была не кузня, а, скорее, большая комната, где обрабатывали дерево и делали из него фигурки, стулья, сундучки. Но кое-что совершенно не вписывалось в интерьер: свет восковых свечей, вместо электричества, вколоченные в одну из стен кандалы, цепи в центре комнаты, свисающие с потолка.

Зачем Рен сюда меня привел? Тут лежит подарок? Но почему он не отдал его в гостиной, например? Там, как и тут, есть широкие окна, через которые все видно.

— Когда я наблюдал за тобой и Владом перед тем, как в него вселиться, меня кое-что удивило… — говорил Рен, стоя ко мне спиной у стола. — На тебе не было помолвочного кольца.

— А, дело в том, что на работе не знали, что мы помолвлены. Влад говорил, что мне так проще будет влиться в коллектив. И я решила вообще не носить подаренное кольцо, положила вместе с украшениями. Вроде. Потому что потом не нашла его…