Наевшись и напившись чаю, Павел слегка размяк и отяжелел. Ехать никуда не хотелось совершенно, но Лускер уже запустил подготовку шаттла и, попросив Анну убрать со стола, направился к выходу. Павел пошел за ним. Вход в ангар с шаттлами был рядом, поэтому на вылет им понадобилось всего полчаса.

Устроившись в кресле, Рэм задал программу полета, откинул голову на мягкий подголовник и спросил у Павла:

– Как вам мои аксолотли? Правда, забавные?

Павел кивнул молча. Он не любил светских бесед, пустая болтовня отвлекала от размышлений. Но Лускер продолжил:

– Аксолотли – личинки амбистом. Уникальными их делает то, что аксолотли могут размножаться, не достигнув зрелого возраста. Такая особенность называется неотения. И живут аксолотли гораздо дольше амбистом. Правда, они капризнее в уходе.

– Послушайте, – перебил его Павел, – кто все-таки такой этот ваш друг?

– Вы зря отказываетесь от теста в медботе… – помолчав, ответил Лускер и продолжил лекцию, – Была в ходу когда-то теория, что люди это неотенисты обезьян, представляете? Мы – недоразвитые обезьяны. Смешно, да? Теория не подтвердилась, но что-то в ней эдакое было.

– Если вы не хотите отвечать на вопросы о нелегалах, я сам с этим разберусь. И не советую вам мешать, у меня достаточно полномочий, – мрачно сказал Павел.

Лускер сделал гримасу, которая выражала все что угодно, от «как хотите» до «делать вам нечего», и заткнулся.

Через час шаттл пошел на посадку у края пустыни. Они вышли, натянув на себя тяжеленные экзоскелеты, потому что ветер, дующий в районе станции, был легким бризом в сравнении с тем, что творилось здесь, на самом краю жилой зоны. Павлу показалось, что они стоят внутри авиационной турбины. Чудовищный ураган, на Земле таких не бывает.

Забравшись на гребень огромного раскаленного бархана вслед за Лускером, Павел замер, разглядывая открывшуюся перед ним картину. Пустыня поражала.

Оранжево-охристое светило висело над горизонтом теперь гораздо выше, чем в районе станции. Все необозримое пространство переливалось, как жидкое стекло, плавилось и неистовствовало. Гигантские волны песка схлестывались, сшибались на всей скорости, низкий гул забивал даже рев ветра. Странные песчаные волны, не распадающиеся на фрагменты.

– Это песочники и их брачные игры, – сказал Лускер по внутренней связи.

– Где? – Павел вглядывался в движения волн и не видел там ничего, что хоть немного походило бы на живое.

– Волны и есть песочники. Присмотритесь, присмотритесь… Где вы видели, чтобы волны вели себя именно так? Видите?

– Они – животные? – спросил Павел, разглядывая песочников. Волны тяжело вздымались и также тяжко падали вниз, сталкиваясь и расходясь по поверхности.

– И да, и нет, – ответил Лускер. – это гигантские колонии разнообразных одноклеточных, которые могут собираться в единый организм, и, в то же время, каждая отдельная клетка вполне жизнеспособна и вне колонии… Представьте себе, если бы клетки нашего тела могли распадаться, какое-то время жить порознь, если возникает в этом необходимость, а потом собираться снова, формируя тела в любом виде. Было бы удобно, если бы это нужно было, чтобы спрятаться от крупного хищника, например, рассыпавшись по большой площади, или забраться в какое-нибудь место, где есть еда, но ее трудно достать… Посмотрите вверх, Пауль.

Павел послушно задрал голову в пустое, как ему казалось, небо и, всмотревшись, спросил у Лускера:

– Откуда эти пузыри?

– Икра песочников, – коротко пояснил тот. И, не дожидаясь новых вопросов, продолжил, – Они могут размножаться только в таких условиях. Адская температура, нулевая влажность и полное отсутствие хищников. Ураганный ветер переносит их икру с потоками раскаленного воздуха туда, – Лускер махнул рукой за спину, – на теневую сторону. Там пар остывает, замерзает и выпадает снегом на ледники, а с ним и икринки. Мальки тут же вылупляются, и вместе с реками, текущими с ледников, начинают свой долгий путь через пояс жизни сюда, в свой рай.