Розовато-серая пена собралась вдруг в комки, как пыль, на которую попали брызги воды, и эти комки превратились в тех самых хищников, которые ее пожирали. Вновь появившиеся хищники, не обращая внимания на настоящих хищников, собравшись вместе, пошли навстречу солнечному свету, оставив позади берег.

– Понятно? – спросил Лускер, усмехнувшись

– Мимикрия?

– Не совсем. Они не имитируют внешний вид хищников, они ими становятся на некоторое время, достаточное, чтобы пройти через живую враждебную преграду. Становятся буквально, физически. Вплоть до строения внутренних и внешних скелетов и органов, желез внутренней секреции, повадок… Они учатся на ходу. Это потрясающе, правда?

– Да уж, – обалдело согласился Павел, – но как они это делают?

– У мальков плотные оболочки. Хищники с трудом их переваривают, часть мальков проходит через пищеварительный тракт и выходит наружу целыми. Каким-то образом они анализируют ДНК сожравших их тварей и формируются в копии хищников. Я не смогу объяснить вам то, что сам не очень-то понимаю. Леон Ткилава пытался мне растолковать суть этого процесса, но с ним трудно общаться, он сыплет формулами, а я не спец в биологии… Ну скажите, где вы еще такое увидите, на какой планете? – помолчав, спросил вдруг Лускер с провинциальным чванством.

Это было так неожиданно и даже забавно, что Павел, не удержавшись, хмыкнул.

Разношерстный строй фальшивых хищников, деловито топоча и подпрыгивая, шевеля усами и хвостами, шурша броневыми пластинками на спинах, дружно бежал вперед. Теперь уже никто никого не жрал, совсем слабые и невезучие съедены, остались те, кто имеет шансы выжить.

Тундра сменилась лесотундрой, пошли кусты и низкие деревья. Там, где заросли кустов были почти непроходимыми, тела псевдохищников рассыпались, превращаясь в мальков, просачивались тонкими струйками между шипастых игольчатых ветвей и, просеявшись сквозь преграду, собирались в новых хищников. Потери были минимальны – с каждым километром и новой опасностью метаморфоз у мальков происходил все быстрее и качественнее.

Солнце изливало свет и тепло на лавину мальков, рвущуюся к дневной стороне Терминатора. Пошли леса, становилось жарко – почва парила. Пар стлался по ветру в скудных лучах солнца. Кое-где воздушные потоки закручивались в небольшие торнадо, и, погуляв на свободном от кустов и травы пятачке, распадались, потрепав жилистые угольно-черные ветви.

В лесу хищники попадались реже, но были крупнее тундровых. Они точно так же кидались на идущих песочников, но успевали сожрать одного-двух, и, внезапно увидев перед собой вместо еды особей своей же породы, теряли интерес к охоте. Песочники теперь двигались на восток порознь, сбившись в стаи, имитирующие разные виды, но направление держали четко. Из-за деревьев обзор стал хуже.

Павел посмотрел на часы – по земному времени была уже поздняя ночь. Он вдруг почувствовал, что хочет есть и пить. Попросил у Лускера воды, выпил залпом половину и, сунув пустую емкость под кресло, попытался незаметно потянуться. Он устал сидеть неподвижно. Но на станцию возвращаться не хотелось, хотелось досмотреть этот великий транзит до конца.

– Рэм, через пару сотен километров начнется саванна, а потом плоскогорье с паучьими плантациями. Через них вообще ничто живое пройти не может, как песочники пройдут через горы?

– Они пойдут под землей, сквозь камни.

– На время превратятся в пауков? – спросил Павел.

– Да, – подтвердил Лускер.

– Понятно, – ответил Павел и, не удержавшись, смачно зевнул, прикрыв рот ладонью.