Через некоторое время под шаттлом показалась темная вода с айсбергами, торчавшими в ней, как разномастные маршмеллоу в ледяном чае. В тех местах, где реки, несущие на себе мальков, водопадами рушились вниз, что-то происходило. Лускер повел шаттл на снижение и Павел увидел, что у поверхности воды снуют какие-то твари. Обтекаемых форм крабы, каракатицы или медузы, или что-то, чему он не мог подобрать аналога и названия.

Твари жрали. Они зарывались в мутные потоки мальков, рыскали во все стороны, быстро дрались и тут же кидались жрать опять. Пир горой, сказал про себя Павел. Смотреть на это было почему-то неприятно, но он не мог оторвать глаз от гомерического зрелища.

Шаттл завис на некоторое время над «кормушкой», как назвал это Лускер, и Павел с удивлением понял, что, несмотря на обилие хищников, мальки исчезают слишком быстро. Хищники не могли так неестественно быстро и так много сожрать, даже если бы стояли, разинув пасти, плечом к плечу, или что там у них.

– Мальки уходят на дно? – спросил Павел.

– Нет, у них положительная плавучесть.

– Куда же они деваются?

– Вы смотрите, смотрите.

Павел смотрел.

Множество хищников, внезапно потеряв интерес к трапезе, колоннами разворачивались и плыли прочь от ледника на восток. Шаттл летел медленно, низко, подсвечивая черные спины, плавники, клешни, щупальца. Что-то в этом движении показалось Павлу странным, ненормальным.

– Почему они больше не грызутся? Даже разные виды… Они нажрались под завязку и наступило великое перемирие, как на водопое во время засухи? – спросил он.

– Смотрите, Паоло, сейчас смотрите во все глаза, – загадочно сказал Лускер и опустил шаттл почти к самой поверхности воды.

Показался берег. Рыбы, кальмары, крабы шли к нему, как хорошо обученное войско под командованием опытных командиров. Шаттл завис над кромкой берега. Низкое, тяжелое солнце показалось над горизонтом, самым краешком, света стало чуть больше, и Лускер убавил яркость прожектора.

Павел непроизвольно ахнул: вся эта хищная братия, немного не доплыв до полосы прибоя, превратилась в пену, ту самую, из живых мальков. Пену, которая продолжала двигаться вперед, несмотря на ветер и волны, накатывающиеся на берег и с оттягом уходящие назад, к глубине.

– Как это? – спросил Павел. – Что это значит? Куда делись все хищники?

– Это значит, что хищники остались там, у края ледника. А сюда приплыли только мальки песчаников. И сейчас их начнут жрать сухопутные хищники.

– Подождите, Рэм, я не понимаю. Каракатицы и крабы набили животы мальками, а те их каким-то способом подчинили себе, заставили доплыть до берега и, разорвав изнутри, выбрались из трупов наружу? А где же тогда туши хищников? Мальки так быстро их съели?

– Нет, не так. Ваш вариант тоже неплох, – Лускер глянул на часы и улыбнулся, – но хищники не настолько слабы, чтобы их могли разорвать мальки, даже если их очень много. Песочники не имеют ни зубов, ни клешней, ни яда, ничего, что могло бы убить хищника. У них другое оружие. Смотрите дальше.

Павел забыл уже, зачем вообще сюда прилетел, настолько захватила его загадка песочников. Он смотрел, как пена, ставшая розовато-серой, потекла из воды на берег. Вдоль пологого берега, среди черного песка и глянцево отсвечивающих камней сновали разнообразные существа, и мелкие, размеров с земную мышь, и крупные, размером с кошку. Павел включил увеличение на лобовом стекле шаттла, чтобы лучше видеть.

И здесь любители сожрать живьем кидались в потоки пены, загребали лапами, щелкали жвалами и хелицерами, клыками и другими столовыми приборами натурального происхождения. Павла замутило, и он хотел было отключить режим увеличения, но замер, открыв рот.