Король повернулся к своему народу. И в следующий миг над полчищами крыс раздался его одинокий и величественный голос. Он пел убедительно, устрашающе и зловеще. Слова звучали как приказ, как призыв к действию. Вскоре к его пению присоединился уверенный голос советника. Собравшиеся ощетинили усы, подняли хвосты, и когда Франц подал знак, уже весь многоголосый крысиный хор подхватил песню. Звук наступал, разрастался и ширился и вскоре был слышен в самых удалённых концах городской свалки.

Когда пение стихло, по площади разнеслись радостные возгласы, аплодисменты и улюлюканье.

Под единодушный аккомпанемент толпы портрет старой Мышильды был возвращён в кабриолет.

Король запрыгнул в автомобиль и покинул площадь, сопровождаемый помощником Францем, приближёнными, а ещё – овациями и криками подданных.

Когда предводитель скрылся из виду, крысы стали медленно расходиться, и вскоре площадь опустела.

В это время у центральных ворот городской свалки приземлился Кипятоша. Его встретили местные жители.

Это были нестарые, но сломанные вещи – Фотоаппарат и Будильник. Вместе с Кипятошей они присели на скамейке у полуразрушенного забора недалеко от сторожки, собранной из кучи металлолома. Приятели с большим любопытством расспрашивали новичка о том, как и почему он очутился здесь.

Кипятоша правдиво и откровенно рассказал всё своим новым знакомым. Он ещё не остыл и был так переполнен эмоциями, что слова лились из него, как вода из кипящего, до краёв налитого чайника. Иногда голос его дрожал, и тогда казалось, что его душат слёзы.

– Я постоянно ей помогал, всегда был рядом, а она – на свалку! Понимаете? – закончил Кипятоша свой нерадостный рассказ, зачерпнул горсть снега и протёр глаза.

– Я понял, – кивнул Будильник. – А ты? – спросил он у своего друга.

– А я – Фотик, – неожиданно ответил тот. – Фотоаппарат Кэнон. Фабричная сборка. Сделан в Японии, – отчеканил он. – А это мой друг Будильник, – указал он на товарища. – Можно просто Слава. Московский часовой завод. А вы кто? – закончил он, запинаясь.

Кипятоша внимательно посмотрел на незадачливого собеседника.

– Чайник. Можно Кипятоша, – произнёс он с сомнением и добавил: – Но мы ведь уже знакомы. Познакомились полчаса назад…

Фотоаппарат вздрогнул и вздохнул.

– Ну вот, опять, – загрустил он.

– Простите его, – вступил в разговор Будильник, вставая со скамейки и отряхивая снег с корпуса. – Фотик ничего не помнит. У него что-то с памятью.

– Да, – согласился Фотоаппарат. – Наверно, я всё-таки подделка. Со мной что-то не так, – уточнил он и снова заволновался. – Профиль, фас, – бессмысленно повторял он.

Будильник снова обратился к Кипятоше.

– И что ты теперь собираешься делать? – спросил он.

– Не знаю, – прошептал Кипятоша задумчиво. Он почти остыл и говорил устало и спокойно, словно смирившись. – Больше всего на свете я хотел бы вернуться домой, но это невозможно. У Веснушки новый современный друг, я ей больше не нужен. Я теперь вообще никому не нужен.

– Как грустно! – всхлипнул Фотик.

– Да, – согласился Кипятоша. – Невесело. Тем более скоро Новый год…

– Вчера! – обрадовался Будильник.

– Что вчера? – не понял Кипятоша.

– Вчера будет Новый год.

Кипятоша внимательно посмотрел на случайных знакомых, и в его глазах отразилось недоумение. И ещё какое-то странное чувство, которое он не смог распознать.

Фотик поймал его взгляд и мягко проговорил:

– Простите его, это может показаться странным, даже забавным, ведь он – часы. Но Будильник постоянно путает время.

– Вот как, – удивился Кипятоша, и его поразила внезапная мысль. Она застала его врасплох. Ударила, как короткое замыкание, как разряд молнии, как сосулька, неожиданно сорвавшаяся с крыши и упавшая прямо на голову. Мгновенно Кипятоша понял весь ужас своего положения. Он оказался на свалке! Среди сломанных, никому не нужных вещей. И он – один из них. Это открытие овладело им совершенно и бесповоротно.