Гекльберри делал, что хотел, бродил, где вздумается, ночевал в пустой бочке из-под сахара. Поскольку никто за ним не следил, он гулял до глубокой ночи и поздно ложился спать. Весной Гек первым выходил на улицу босиком и последний обувался осенью. Ему не надо было ни умываться, ни одеваться во все чистое. Кроме того, он был мастер ругаться, и никто его за это не наказывал. Словом, у маленького оборванца было все, что придает жизни цену, и мальчики из хороших семей завидовали Геку черной завистью.

– Здорово, Гек! – окликнул его Том.

– Привет, Том.

– Что это у тебя?

– Дохлая кошка.

– Дай-ка поглядеть. Уже окоченела, надо же… Где ты ее взял?

– Купил у одного мальчишки.

– А что дал?

– Синий билетик и бычий пузырь, который раздобыл на бойне.

– Откуда у тебя синий билетик?

– Купил у Бена Роджерса за палку для обруча.

– Слушай, Гек, а на что годится дохлая кошка?

– На что годится? Сводить бородавки, например.

– А я слышал, что их сводят бобом.

– Верно, бобом тоже можно. Я так делал.

– Серьезно? Как же ты сводил бобом?

– Берешь боб, разрезаешь пополам, потом прокалываешь бородавку, чтоб показалась кровь, капаешь кровью на половину боба, роешь ямку и зарываешь боб на перекрестке в новолуние, ровно в полночь.

– А другую половинку?

– Ее надо сжечь. Тогда та половинка, на которой кровь, будет все время притягивать другую, а кровь тянет к себе бородавку. Оглянуться не успеешь, как бородавка сойдет.

– А как их сводят дохлой кошкой?

– Да очень просто: берешь кошку и идешь на кладбище ночью, после того как там похоронили какого-нибудь большого грешника. Ровно в полночь явится черт, а может, даже два или три. Ты их, конечно, не увидишь, услышишь только, будто ветер шумит. Когда они потащат грешника, тогда и надо бросить кошку им вслед и сказать: «Черт за мертвецом, кошка за чертом, бородавка за кошкой, я не я, и бородавка не моя!» Вот и все.

– Слушай, Гек, ты когда думаешь пробовать кошку?

– Сегодня ночью. По-моему, черти должны нынче прийти за старым Вильямсом.

– Точно, за Вильямсом. Хотя… Гек, ведь его похоронили в субботу. Разве черти не забрали его той же ночью?

– Чепуху ты несешь, Том! Колдовство не может подействовать до полуночи. А там уж и воскресенье наступило. Не думаю, чтобы чертям можно было шляться где попало по воскресеньям.

– Правильно. Возьмешь меня на кладбище, Гек?

– Возьму, если не струсишь.

– Еще чего! Приходи ночью под окно. Сигнал прежний?

– Да, я тебе снизу мяукну.

– Послушай, а это что у тебя? – поинтересовался Том, глядя на маленькую коробочку, которую Гек как бы невзначай извлек из кармана широченных, с чужого плеча, штанов, волочившихся немного по земле.

– Так, ничего особенного. Клещ.

– Где взял?

– В лесу нашел.

– Что просишь за него?

– Не знаю. Не хочется продавать.

– Не хочешь, не надо. Да и клещ какой-то уже очень маленький.

– Конечно, Том, чужого клеща обругать ничего не стоит. А я своим клещом доволен. По мне, и этот хорош.

– Клещей везде сколько хочешь, Гек. Я сам хоть тысячу наберу, если мне надо будет.

– Так чего же не наберешь? Отлично знаешь, что не найдешь ни одного. Это самый ранний клещ. Первый в этом году.

– Слушай, Гек, я тебе отдам за него свой зуб.

– Ну-ка, покажи.

Том вытащил и осторожно развернул бумажку с зубом. Гекльберри с завистью стал его разглядывать. Искушение было слишком велико.

– А он настоящий? – притворно-равнодушно спросил Гек.

Том приподнял губу и предъявил пустое место в верхнем ряду.

– Ну ладно, – согласился Гекльберри, – по рукам!

Том посадил клеща в коробочку из-под пистонов, где раньше сидел жук, и мальчики расстались, причем каждый считал, что провернул крайне выгодную сделку.